Институт Национальной Памяти

Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Ржев, Саранск, Ижевск

 

Институт
Национальной
Памяти

Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Ржев, Саранск, Ижевск

Рабочие - главная опора власти в новом переустройстве страны 1920 - 1930-е гг.

                       

           Молодой рабочий, 1930 г.                                                     Работница, 1930 г.

 Днепрогэс 1934 г.

 

Сконцентрированный в архивных документах Информационного отдела ОГПУ уникальный исторический материал дает возможность детально представить положение в новом советском обществе ведущих его сил – рабочих и крестьян. Документы дают возможность детально проследить все особенности жизни людей труда, представить воочию, каково было отношение к ним со стороны новой власти. Именно рабочие и крестьяне стали участниками грандиозного социального эксперимента по строительству нового общества. Именно они представляли собой официальную опору власти, опору в новом переустройстве страны. ИНФО тщательно отслеживал сведения об их умонастроениях и социальном поведении. Информационные материалы наполнены фактами тяжелого материального положения, нищеты, брожения и недовольства со стороны рабочих, крестьян, их акциями протеста. Неотъемлемой частью жизни рабочих стало забастовочное движение. Одновременно центральная власть осуществляла все более жесткий нажим на права рабочих.

Сохранившиеся документы ИНФО ОГПУ дают возможность проследить в рассматриваемый исторический отрезок времени положение в ведущих отраслях промышленности, роль основных отрядов рабочего класса, уровень жизни рабочих, причины и динамику забастовочного движения, наиболее крупные забастовки и характер политнастроений рабочих, а именно, их отношение к власти – партии, профсоюзам, советам.

В 1925 г. информаторы Лубянки сообщали во власть следующее достаточно характерное высказывание одного из рабочих: «Рабочие одни несут тяжесть разных налогов, сборов, удержаний и отчислений. Я согласен, что наша Республика бедна и нуждается в нашей поддержке, но почему непременно рабочий должен за все отдуваться, голодать[i] и терпеть, получая мизерную зарплату, наши же главки и ответственные работники живут себе припеваючи и ни в чем не нуждаются».

К 1924 г. из существовавших в стране предприятий было закрыто 2152 производства, оставалось – 1974. В октябре 1924 г. действовало 26 домен и 64 мартеновские печи. В сентябре 1924 г. в каменноугольной промышленности работало 334 шахты, тогда как в октябре 1923 г. их было 640. В начале 1924 г. был ликвидирован 2-й автобронетанковый завод «Промбронь» с 540 работниками, машиностроительный завод «Пирвиц» (170 рабочих) в Москве, был остановлен Макеевский металлургический завод в Донбассе (уволено 2000 человек), в текстильной промышленности были закрыты фабрика «Красный Восток» (276 рабочих), Канатная фабрика им. Лодырева (150 рабочих) и фабрика «Обновленное волокно» в Москве, а также Терновские рудники в Забайкальской губернии, Тавричанские и Николаевские угольные копи в Приморской губ. и др.

Процесс закрытия многих промышленных предприятий следующим образом объяснял заместитель председателя СНК ЭКОСО[ii] А.И. Рыков 22.12.1923 г. в «Тезисах об очередных задачах экономической политики», направленных в Политбюро ЦК РКП. Он писал: «Неизбежным элементом в деле улучшения организации нашей промышленности входит концентрация промышленности. Мы получили в наследство от старого хозяйственного режима кучу предприятий, поставленных без какого бы то ни было соответствия с общим хозяйственным планом и тем строем народно-хозяйственной жизни, который мы сейчас имеем. Эти предприятия тяжелым грузом лежат на государственном народно-хозяйственном бюджете. Расходы по содержанию при недостаточной их нагрузке или при полной консервации неизбежно входят в цены продуктов, повышая их. Поэтому планомерная и систематическая концентрация неизбежно является одним из необходимых элементов нашей хозяйственной политики. Но партия не может забывать ни на один момент, коммерческие и бюджетные соображения должны контролироваться соображениями политическими, т.е. в данных условиях соображениями об охране политической мощи рабочего класса. Там, где закрытие заводов обозначало бы удар по политической силе пролетариата, подрывало его основные кадры и вело к их распылению – там проведение жесткой концентрации было бы крупной и недопустимой политической ошибкой…»[iii].

В 1923/24 хозяйственном году действующих предприятий числилось: в государственном ведении 5347 (или 68,7%), в кооперативной промышленности 957 (12,3%) и в частном производстве 1478 (19,0%). При этом на государственных предприятиях было занято 1 444 284 (или 94,5%), в кооперативных – 43 072 (2,8%) и в частных – 39 313 (2,6%) всех трудящихся страны. Они производили продукцию на государственных фабриках и заводах 90,9% совокупной стоимости, в кооперативной индустрии 4,7%, в частном секторе 4,4%. Ведущая тенденция проявлялась в значительном расширении государственного сектора, где число действовавших предприятий увеличилось к 1924/25 хозяйственному году по сравнению с предыдущим 1923/24 г. более чем вдвое. Но как, ни повышалась доля государственной индустрии, все же материальные ресурсы и основные капиталы были сильно распылены.

В поле зрения Лубянки в рассматриваемый период была значительная часть существовавших в стране предприятий, а потому в документах информационных органов госбезопасности содержалась информация о положении на них и главное – настроении работавших там людей.

Пожалуй, наиболее внимательно ИНФО ОГПУ отслеживало состояние забастовочного движения на предприятиях народного хозяйства. Исследованные документы дают возможность выявить с максимальной полнотой причины забастовок. ИНФО, тщательно проанализировав положение на предприятиях, выделяло в своих сообщениях во власть следующие причины забастовочного движения.

 

1. Формы рабочего протеста. Динамика забастовочного движения.

 

Анализ документов ИНФО позволяет говорить о следующих наиболее распространенных и общих причинах забастовочного движения по объектам народного хозяйства по всей стране. Именно забастовочное движение в рассматриваемый период стало наиболее серьезным показателем экономического положения рабочих. Более того, уже в 1928 г. в ряде промышленных районов даже велась агитация за общую забастовку.

На первом месте в забастовочном движении, как свидетельствует анализ изученных архивных документов, стояли следующие причины: недовольство низким уровнем зарплаты при дальнейшем возрастании норм выработки и ненормальности проводимой кампании по увеличению производительности труда, длительные задержки зарплаты (от 2-х недель до 3–4-х месяцев и более)[iv] и ее фактическое снижение, в том числе в ведущих отраслях промышленности[v] и отраслях, переживавших финансовый кризис; неравномерная выдача зарплаты по сравнению с другими предприятиями (1922 год); неправильный подсчет размера жалования; неодинаковая зарплата для групп одинаковой квалификации на однородных предприятиях и даже на однородной фабрике; недовольство низкими ставками[vi]; снижение тарифных ставок[vii]; повышение норм выработки без соответствующего повышения зарплаты и продолжавшееся местами снижение расценок[viii];переход на 7-часовой рабочий день в связи со снижением зарплаты после сокращения рабочего дня и уплотнения работы; снижение расценок(нередко до 20%)(именно это, как правило, было причиной «итальянок»), о чем рабочие узнавали подчас только из расчетных книжек и в день получения зарплаты[ix]; переход на увеличенное число станков и сторонок (на 3–4 вместо 2-х); неперезаключение в течение нескольких месяцев по вине администрации и фабкома коллективного договора и недовольство низкими расценками особенно в момент перезаключения коллективных договоров; требование перезаключения нового коллективного договора и установления зарплаты в зависимости от колебания рыночных цен на хлеб; повышение норм выработки,сопровождавшееся снижением расценок порой на 20%; проведение в жизнь новых колдоговоров(главным образом, по Ленинграду, Москве, Украине), согласно которым снижалась зарплата у отдельных групп рабочих (главным образом, квалифицированных); невыплата за сверхурочные работы; отсутствие «надбавки на дороговизну» из-за недостатка хлеба в рабкоопах и «бешено растущих хлебных цен»[x]; невыдача директором обусловленной в коллективном договоре 50-ти копеечной прибавки к ранее существовавшей ставке; невыдача полной нормы продпайка (1922 год); недовольство высокими ставками «спецов» и увеличением штатов администрации и служащих; недовольство в текстильной промышленности из-за плохого качества сырья, оборудования, нерационального распределения рабочей силы, отсутствия подсобных материалов и др. технических недочетов, что не давало возможности выработать прожиточный минимум при переходе на прямую сдельщину; необорудованность фабрик; значительное ухудшение материального положения рабочих, сохранение скверных жилищных условий, несмотря на повышение норм выработки; требования «убрать красного директора» либо кого-то из администрации за грубое обращение с рабочими; требование расширить кредит «в широком масштабе крестьянству и рабочему населению»; снижение расценок как причина «итальянок»[xi]; повышение норм выработки и снижение расценок порой на 20%; недовольство низкими ставками(недостаточныетарифные ставки);сокращениештатов (становилось причиной множества забастовок практически во всех основных отраслях промышленности, а также на железнодорожном транспорте); недееспособность рабочей кооперации; ненормальность с валютой (так, в провинции выдавалась зарплата крупными червонцами (имеются в виду банковские билеты в червонцах различного достоинства (червонец – 10 рублей), или исключительно совзнаками (бумажные деньги установленных Совнаркомом образцов, имевшие хождение в первой половине 20-х годов)[xii]; недовольство выдачей зарплаты натурой(фабрикатами или бонами в кооперативы); недовольство индексом(массовое недовольство на почве потери на курсе рабочими при переводе товарного рубля в золотое исчисление[xiii]. Так рабочие в 1924 г. в Кузнецком бассейне в Сибири теряли при этом до 30% заработка); невыдача проз. и спецодеждыи др.

 


1931 г. Лучшая бригада на строительстве

Кузнецкого металлургического комбината,

г.Новокузнецк

 

Документы свидетельствуют о том, что низкий уровень заработной платы рабочих 1920-х гг. объяснялся многими причинами, включая и такие, как убыточность предприятий, невысокая производительность труда, изношенность оборудования, плохое качество сырья, недостаточно четкая, а иногда и плохая организация производства, характер тарифной политики государства, разнобой в определении норм выработки и оплаты труда на одном и том же предприятии или в отрасли. Существовал большой разрыв в оплате между квалифицированными рабочими и подсобниками, ремонтниками, между рабочими фабричных и добывающих отраслей. Все это порождало негативное отношение рабочих к своему труду, администрации, а, в конечном счете, к власти. Документы свидетельствуют и о тех мерах, которые вынуждена была проводить администрация для удовлетворения, как правило, хотя бы частичных требований рабочих с целью остановить забастовки и вернуть тружеников на их рабочие места. Самыми распространенными действиями администрации были: сохранение старых расценок, восстановление прежних норм выработки и оплаты, пересмотр тарифов, выравнивание зарплаты различных категорий рабочих, увеличение размера зарплаты в связи с удорожанием жизни. Эти изменения в оплате труда иногда были довольно значительными в процентном выражении (от 10–15 до 250%), однако в целом заработная плата большинства рабочих была далека от удовлетворения потребностей самого среднего уровня.

По официальным данным, с октября 1924 г. по май 1925 г. дневная выработка на одного рабочего по стране поднялась на 29,5%, дневная заработная плата повысилась только на 3%, месячная же по сравнению с октябрем, упала на 8,5. К марту 1926 г. по сравнению с октябрем 1924 г., выработка на рабочего в день поднялась на 29,4%, дневная зарплата на 18,1% и месячная – на 5,8%[xiv].

Так, на Ярцевской текстильной фабрике Смоленского округа снижение заработка после уплотнения работы среди рабочих ткацкого и прядильного отдела фабрики выглядело следующим образом:

 

По ткацкому отделу:

Июль  –  работа на 4-х станках  – 

3 руб. 84 коп. в день

Октябрь – " –

3 руб. 14 коп.

Ноябрь  – " –

3 руб. 01 коп.

Октябрь  –  работа на 5 станках –

3 руб. 32 коп

Ноябрь[xv]  – " –

3 руб. 22 коп.

 

 

По прядильному отделу:

 

Июль  –  на 3-х станках  –

2 руб. 43 коп.

Октябрь – " –

2 руб. 36 коп.

Ноябрь  – " –

2 руб. 21 коп.

Июль  –  работа на 4-х станках –

3 руб. 13 коп.

Октябрь – " –

3 руб. 04 коп.

Ноябрь  – " –

2 руб. 89 коп.

 

Основными причинами забастовок в текстильной промышленности являлись: недочеты тарификации при установлении норм и расценок (17 забастовок); ненормальности при переходе на уплотненную работу и плохие условия труда в значительной мере в связи с низким качеством сырья (23 забастовки). Три забастовки имели своей причиной недовольство из-за продовольственных затруднений (Ивановская промышленная область).

Существенное недовольство вызывалось сокращениями рабочих. В течение 1929 года в связи с уплотнением работы и недостатком сырья по основным текстильным районам Союза было проведено сокращение значительных групп рабочих, в общей сложности свыше 19 000 человек (по Московской области – около 10 000 человек, Ивановской промышленной области – до 7000 человек и по Ленинграду – до 2000 человек)[xvi].

Основными недочетами при проведении колдоговорной кампании, вызывавшей массовое недовольство рабочих, являлись: 1) недостаточная разъяснительная и подготовительная работа со стороны фаборганизаций и 2) несвоевременная присылка руководящих материалов. В ряде случаев сильное недовольство рабочих вызывал пункт в новом колдоговоре об уменьшении оплаты за брак. Так, на конференции Кохомской фабрики (ИПО) пункт этот был провален. На ленинградских фабриках им. Анисимова и «Рабочий» пункт о неоплате брака вызвал резкие выступления: рабочие требовали улучшения качества сырья[xvii].

Одними из массовых причин забастовок были продзатруднения. 24 декабря на фабрике «Красный Перекоп» работница в группе заявила: «Заставляют соревноваться, уплотняться, а хлеба не дают, пятилетка загонит рабочих в могилу». На фабрике «Красное эхо» (Александровский округ) работница говорила в группе работниц: «Жить стало трудно, в кооперации ничего нет, а прожили пока один год этой злосчастной пятилетки». На фабрике им. Радищева (Ленинград) один рабочий заявил в группе о том, что «лучше бы дали свободно развиваться крестьянам без всяких колхозов и совхозов, тогда бы не было голода». На Гурьевской суконной фабрике (СВО) в группе рабочих отмечались разговоры о том, что «крестьян прижимают, у них отбирают хлеб, берут продналог и в результате придется голодать»[xviii].

Особо следует сказать о положении рабочих на концессионных предприятиях. Так, рабочие предприятий, сданных в концессии (уральские предприятия, «Лена-Гольдфильд», «Грузинский марганец»), с прибытием концессионеров ожидали повышения зарплаты и капитального переоборудования предприятий. На Химзаводе (Урал) служащие и часть рабочих поднесли прибывшим концессионерам даже приветственный адрес. Рабочие ожидали заключения колдоговоров с концессионерами, намереваясь «взять с капиталиста высокую ставку» («Лена-Гольдфильд»). На концессии «Грузинский марганец», однако, оплата труда осталась прежней, а условия труда в связи с переходом на подрядные работы значительно ухудшились.

Следует также сказать и о положении фабрично-заводских служащих, конторско-счетного персонала. Они также выражали недовольство низкой, по сравнению с рабочими, зарплатой. Это настроение наиболее ярко выявлялось на текстильных фабриках Иваново-Вознесенской губ., где в связи с нивелировкой, зарплата некоторых групп рабочих повысилась, повышение же зарплаты служащим или откладывалось с месяца на месяц, или совсем отменялось. Служащее говорили: «Мы – ненужный элемент, нас за людей не считают». Волнение среди служащих вызывал также вопрос об оплате сверхурочных работ, связанных со срочными заданиями (годовые отчеты, подсчеты зарплаты и т.д.). На ряде предприятий оплата сверхурочной работы служащих вообще не производилась. Выдвигая требования об уплате сверхурочных, служащие пытались добиться максимальной оплаты и этим путем повысить свой заработок. Так, служащие Донугля УССР (рабочие в количестве 120 человек) предъявили администрации требование об оплате работы по составлению годового отчета в размере 2-месячного оклада, угрожая в случае отказа забастовать. Аналогичные факты были отмечены на Подольском механическом заводе (Московская губ.), Тульском оружейном и Златоустовском механическом заводе (1925 г.).

Серьезными причинами недовольства рабочих оставались также тяжелые условия труда и быта. Например, значительные трудности возникали в ходе лесозаготовительной кампании, в частности по Северному краю, где создавалась угроза срыва намеченных по краю планов заготовок. Так, фактический выход на работу в декабре 1929 г. не достигал и 35% завербованных лесорубов. А из числа завербованных по Северному краю на 1 декабря 1929 г. в количестве 124 358 человек работало лишь 3856 человек, а на 10 декабря из 147 715 завербованных работало только 42 241 человек. За 10 дней декабря, несмотря на рост числа завербованных, количество работающих в лесу резко снизилось.

Основными причинами невыхода на работу являлись: отсутствие необходимых общественных и организационно-хозяйственных мероприятий по закреплению проведенной вербовочной работы; неподготовленность промхоза и лесоучастков к приему лесорубов, их питанию и бытовому обслуживанию. Так, в Няндомском округе и области Коми из-за недостатка избушек лесорубы вынуждены были ночевать в стойлах для лошадей. В Вольском районе в одном бараке размещалось до 400 и более человек. Многие лесорубы были вынуждены ходить за продуктами за 10–12 верст[xix]. Недовольство рабочих-лесозаготовителей вызывалось также «засоренностью» низового лесозаготовительного аппарата «чуждым антисоветским (бывшие полицейские, бывшие белые офицеры, кулаки) и скомпрометировавшим себя на прошлогодних лесозаготовках элементом».

При выдвижении конкретных требований рабочие использовали самые различные формы протеста: забастовки, стачки, «итальянки», «волынки», митинги, коллективные заявления с изложением требований, переход на другие предприятия с большей оплатой. В ходе этих выступлений рабочие выражали свое возмущение бесхозяйственностью, халатностью, простоем станков, плохой организацией хранения нового оборудования по вине администрации, несвоевременной доставкой и низким качеством сырья, нерациональным распределением рабочей силы и организацией производственного процесса, бездеятельностью комиссий по улучшению быта рабочих[xx] и др. Рабочие требовали участия в распределении прибылей предприятий. Наиболее активно требовали прибыли в 1925 г. рабочие, занятые в легкой промышленности, приносившей прибыль, и прежде всего – в текстильной промышленности. На текстильной фабрике «Красный Перекоп» (Ярославская губ.) рабочие, ссылаясь на 4½ миллионную прибыль, полученную фабрикой, требовали 7% прибавки. Было внесено предложение «перейти от слов к делу и разделить всю прибыль промышленности между рабочими». «Фабрика за год дала 200 000 руб. прибыли, из этого кое-что досталось бы и рабочим», – говорили отдельные рабочие на фабрике им. Урицкого (Москва). На фабрике «Красное знамя» (Московская губ., 8350 рабочих) при обсуждении нового колдоговора рабочий (член ВКП с 1925 г.) заявил: «Нас, рабочих раньше угнетали и теперь угнетают, необходимо увеличить зарплату на 30%, и всю прибыль фабрики разделить: 1/3 – тресту на расширение производства, 1/3 – государству и 1/3 – поровну распределить среди рабочих». Такое же предложение было внесено в 7-й типографии в Киеве. Массового характера указанные настроения пока не имеют.

Характеризуя настроения рабочих в 1925 г., документы Лубянки свидетельствуют о том, что антисоветские выступления и агитация на предприятиях носили единичный характер, и при общем отрицательном отношении к ним со стороны рабочих лишь иногда встречали пассивное сочувствие отсталой части рабочих. Как правило, вели агитацию большей частью бывшие члены антисоветских партий или антисоветски настроенный низший технический персонал (мастера, подмастерья). Господствующим мотивом выступлений являлся «капиталистический (эксплуататорский) характер госпредприятий», господство «новой буржуазии» (коммунистов, администрации), политический гнет, отсутствие демократических свобод, бесправие беспартийной массы, сравнивали советский строй и политический уклад буржуазных стран. На Пермском оружейном заводе ГУВП (Урал) рабочий Мельников по поводу перехода электрического цеха на хозрасчет говорил: «Коммунистическая партия несет не свободу, а кабалу. Чиста власть Советов без коммунистов». «Совреспублика выродилась в новую форму буржуазной страны», – доказывал рабочим на Степановском сахзаводе технический секретарь фабзавкома Берсон.

Документы дают возможность проследить формы осуществления рабочего протеста. Они в обобщенном виде были следующими: организованные выступления с требованием повышения зарплаты; избиение рабочими расценщиков[xxi]; уход с предприятий квалифицированных рабочих (Ленинградская, Нижегородская, Брянская губернии, Украина), в связи с чем создавалась угроза закрытия предприятий; открытые угрозы остановить работу фабрик или заводов[xxii]; прекращение работ артелями; умышленное понижение производительности труда[xxiii]; вывезти на тачке директора; отказ рабочих выйти на работу; требование убрать завком и директора; распространение листовок с призывом к забастовкам и др.

Все эти требования рабочих отражали неблагополучное состояние фабрично-заводского производства, устарелость и изношенность технической базы, что влекло естественное падение производительности труда, снижение объема и качества выпускаемой продукции, высокий процент травматизма. Подобное положение в промышленности можно было изменить только на пути обновления, т.е. модернизации и крупномасштабной индустриализации.

В связи с причинами забастовок, следует обратиться к фактам самого забастовочного движения, в частности, к его динамике. Необходимо отметить многочисленные факты организованных выступлений рабочих, имевшие место практически по всей стране в рассматриваемый период. Документы позволяют проследить динамику забастовок и конфликтов. Как правило, в рассматриваемые годы она была направлена в сторону увеличения и по хронологии и регионально захватывала все большие территории. В отдельных случаях, по итогам того или иного месяца, или по отдельному региону или регионам отмечалось, что число конфликтов сокращается (или остается на прежнем уровне) или они становятся малочисленней. Если рассмотреть конкретно по годам, то становится очевидной следующая динамика:

В 1922-1923 гг. картина забастовочного движения была следующей:

Так в марте 1922 г. отмечалось недовольство: недостаточными тарифными ставками (среди рабочих металлического завода «Пирвиц» Бауманского р-на Москва); задержкой выплаты жалования (ф-ка Бирюкова (текстильная) Московская губ.); слабой деятельностью кооператива и отсутствием в артели трикотажно-вязального производства Московской губернии коллективного договора; неправильным распределением прозодежды и топлива (в частности, на тормозном заводе «Электросила» в Москве); недостатком сырья; невыплатой владельцем фабрики жалования по ставкам профсоюза. В январе 1922 г. прошла забастовка рабочих ст. Люблино Курской ж.д. по причине невыдачи продпайка[xxiv].

В целом, как свидетельствуют документы о забастовочном движении, настроения рабочих были неудовлетворительными из-за тяжелого материального положения, усугублявшегося нерегулярной выдачей жалования и продпайка. В марте 1922 г. – только в одной Петроградской губернии бастовали десятки заводов из-за невыдачи жалования и невыполнения требования отменить рабочий день в субботу.

Забастовочное движение 1922–1923 гг. характеризовалось следующими акциями. Так на ст. Москва–Пассажирская Казанской ж.д. среди рабочих вагонного отделения происходило «сражение на почве невыдачи денег и продуктов», итальянская забастовка вследствие неправильного распределения продуктов охватила рабочих Балтийского завода; бастовали рабочие обувных мастерских Кременчугской губернии.

В информационной сводке № 42 (сов.секретная) о политическом и хозяйственном состоянии гор. Москвы и губернии за 22 февраля 1923 г. к 14-ти часам сообщалось следующее: «В Сокольническом районе. На Государственном заводе Резиновой Промышленности № 2 б. Богатырь среди рабочих наблюдается недовольство на почве предстоящего сокращения штатов (по причине сокращения производства) и ввиду перевода части рабочих из высших разрядов в низшие»[xxv]. В Баумановском районе в 5-й типографии «недовольство рабочих-наборщиков на почве низкой зарплаты усиливается еще повышением нормы выработки. Предъявленное наборщиками завкому требование о повышении их на два разряда последним было отклонено. Инициаторы персонально установлены»[xxvi]. В Рогожско-Симоновском районе на заводе «АМО» среди рабочих наблюдается сильное недовольство на почве задержки выплаты жалования за первую половину февраля, которое особенно усиливается систематической задержкой выплаты жалования в продолжение трех месяцев. На этой почве рабочими Механического и Слесарно-Механического цехов (250 чел.) было заявлено в завком, что в случае невыдачи сегодня жалования завтра они прекратят работу. Среди рабочих наблюдается тенденция к самостоятельному созыву общего собрания по вопросу о выплате жалования»[xxvii].

Вопросы зарплаты остро стояли в каменноугольной и железорудной промышленности. Так, в каменноугольной промышленности значительное недовольство рабочих имело причиной низкую зарплату и неудовлетворительные условия труда. На группе рудников им. Дзержинского в связи с не утверждением ожидаемой 60% прибавки по колдоговору производительность резко упала. В Шахтинском районе низкий заработок в ряде случаев обусловливался плохим оборудованием шахт и тяжелыми условиями труда (частые обвалы ввиду непрочного крепления и т.д.), отмечались упреки по адресу Горного надзора, не производившего ремонта в забоях (шахта № 2 «Пролетарская диктатура», шахта «Октябрьская революция» Власовского рудоуправления и др.). На этой почве рабочие были вынуждены перерабатывать, и на некоторых шахтах рабочий день достигал 12–14 часов. Переработка вызывалась и повышенными нормами (шахта «Октябрьская революция»). Недовольство низкой зарплатой отмечалось также на Риддеровских рудниках.

О причинах недовольства на предприятиях Москвы в сентябре-октябре 1923 г. свидетельствует таблица.

 

Причины недовольств на предприятиях Москвы

(сентябрь – октябрь 1923 г.)

 

Род производства

 

Месяцы

Число пред-при-ятий

Рабочих в них

Причины недовольств

Металло-обрабатывающая

сент.

окт.

28

15250

22700

1

5

4

15

1

 –

1

2

 –

2

9

 –

9

5

33

29

Текстильная

сент.

окт.

26

19900

93100

24

8

12

46

1

4

7

4

14

1

2

2

10

13

70

78

Полиграфическая

сент.

окт.

16

19130

10600

8

2

5

2

 –

3

 –

3

1

1

13

5

5

3

27

21

Пищевая

сент.

окт.

13

1530

3000

 –

1

 –

1

3

1

 –

 –

 –

 –

 –

 –

1

1

4

4

МКХ

сент.

окт.

13

2000

5900

 –

 –

5

6

1

1

 –

 –

 –

2

3

3

1

 –

10

12

Химическая

сент.

окт.

11

2300

2900

1

 –

8

8

 –

4

 –

1

6

2

5

 –

1

2

21

17

Швейная

сент.

окт.

17

3860

7000

3

8

3

5

 –

2

 –

1

 –

 –

1

2

1

2

8

20

Деревообделочная

сент.

окт.

7

560

1000

 –

 –

1

1

 –

 –

 –

1

 –

 –

1

 –

 –

2

2

4

Другие

сент.

окт.

30

4170

18300

7

2

5

11

 –

4

 –

 –

1

4

2

3

7

7

22

31

Всего

сент.

окт.

161

68700

164500

44

26

43

95

6

19

8

12

22

12

36

15

35

35

197

216[xxviii]

 

В октябре 1923 г. были проведены забастовки на некоторых предприятиях Петрограда, Киева, на рудниках Донбасса и на лесозаводах Ярославской губ. из-за задержки жалования и на металлозаводах Владимирской губ. (Муромтрест) вследствие понижения зарплаты.

В декабре 1923 г. динамика забастовочного движения по Москве в отдельных отраслях была следующей: на 18 предприятиях металлообработки, на которых было занято 7350 человек, в декабре произошло 24 забастовки. Основная причина – задержка заработной платы. На 36 предприятиях текстильной промышленности с количеством рабочих 47 685 человек было 50 забастовок за месяц, главной причиной – стали праздники и задержка зарплаты. На 13 предприятиях химической промышленности, где было занято 9680 человек, состоялось 26 забастовок – невыдача зарплаты и невыдача специальной одежды для работы. А всего по Москве в декабре 1923 г. на 116 предприятиях металлообработки, текстильного производства, полиграфического, пищевого, МКХ, химического, швейного и некоторых других, где было занято 98 600 рабочих, произошло 169 забастовок, основными причинами которых были задержка зарплаты, низкие ставки, сокращение, невыдача специальной одежды и праздники – Рождество и Новый год[xxix].

Следует сказать о применявшихся властями способах ликвидации забастовок, сводившихся, как правило, к удовлетворению требований рабочих, угрозе увольнения бастующих, угрозе закрытия предприятий, разъяснениям администрации и профорганов.

В январе 1924 г. на 30 предприятиях металлообработки с количеством в 14 740 рабочих было 30 забастовок, причем 9 забастовок были связаны с требованием празднования Рождества и Нового года. На 47 предприятиях текстильной промышленности с числом рабочих 77 755 прошло в январе 63 забастовки, главная причина которых – задержка зарплаты и праздники. А всего в январе на 98 предприятиях (с числом рабочих 54 045) металлообработки, текстильного производства, полиграфического, пищевого, МКХ, химического, швейного и некоторых других было 186 забастовок. Следует иметь в виду еще 44 московских предприятия с числом рабочих 66 500, где забастовки были связаны главным образом с Рождеством и Новым годом[xxx].

В марте 1924 г. на предприятиях Московской губернии отмечалось значительное увеличение недовольства на почве задержки зарплаты по сравнению с февралем (18 000 рабочих в феврале и 50 000 – в марте)[xxxi]. В это время на заводе ГОМЗы бастовало 9050 человек, 3800 рабочих треста «Обновленное волокно», 2500 – Фарфортреста, 7990 – Орехово-Зуевского треста, 3500 – Электротреста. Забастовки из-за задержки зарплаты только в марте 1924 г. имели место по 24 губерниям, а также в Уралобласти, ДВО, Белоруссии, Башреспублике, Немкоммуне[xxxii].

Задержка зарплаты вызвала в марте 1924 г. сильнейшее брожение рабочих и забастовку до 3000 человек восьми шахт в течение трех дней[xxxiii]. Низкие ставки заставили 4000 рабочих прядильной фабрики «Пролетарская диктатура» провести 5-часовую забастовку, которая прекратилась только после угрозы закрыть фабрику[xxxiv]. Наибольшее число забастовок в апреле было отмечено среди металлистов и горняков[xxxv].

В апреле 1924 г. произошло 43 забастовки металлистов, текстильщиков, горняков, химиков, кожевников, деревообделочников, пищевиков, железнодорожников[xxxvi].

В забастовочном движении в середине 1924 г. просматривался определенный рост, особенно по сравнению с первыми месяцами 1924 г. Изменение общего числа забастовок по республике и Москве за январь-июнь 1924 г. представляется следующим образом: март (20 и 3), апрель (43 и 3), май (41 и 4) и июнь (53 и 9)[xxxvii].

Если проследить динамику по причинам забастовок, то получается следующая картина: снижение ставок и высокие нормы выработки (19 забастовок), задержка зарплаты (19), низкие ставки (12). Таким образом, подавляющее число забастовок имело причиной низкие ставки и их дальнейшее снижение наряду с повышением норм выработки[xxxviii]. Наибольшее число забастовок имело место среди химиков (11 стекольных заводов), металлистов (8 забастовок), грузчиков (6 забастовок), пищевиков (преимущественно сахзаводы – 6) и текстильщиков (4)[xxxix]. Крупной забастовкой была 7-дневная забастовка трех заводов Людиновского металлозавода Мальцкомбината на почве длительной задержки зарплаты. В этом же месяце бастовали рабочие металлических заводов им. Либкнехта и Петровского в Харькове, имени Ленина (1000 чел.) и Либкнехта (до 600 человек) в Екатеринославе, Марти и Бодэна – в Николаеве. В мае 1924 г. на Волге бастовали грузчики. Наиболее серьезный характер их протест носил в Царицыне, Рыбинске, Ярославле. Для забастовочного движения в целом в рассматриваемый период мая 1924 г. было характерно одновременное возникновение забастовок на ряде предприятий одного района. Такой характер носили забастовки на металлозаводах Украины, стекольных заводах Новгородской и Владимирской губерний, сахарозаводах Украины и среди грузчиков[xl]. В октябре 1924 г по предприятиям Москвы и губернии было отмечено 319 случаев разных недовольств с общим количеством 227 846 человек рабочих, из них 9 забастовок (в сентябре было 358 случаев недовольств (с 240 000 рабочих) из них 3 забастовки). В октябре 1924 г. основными причинами забастовок были следующие: «малая зарплата», «несвоевременная выплата», «сокращение штатов», «перебои в работе», «бесхозяйственность», «конфликты с администрацией», «слабая работа кооперации», «бытовые условия», «отсутствие спецодежды», «плохие жилищные условия»[xli].

На 1 декабря 1924 г. из числа 62 учтенных трестов имелась задолженность по заработной плате по 14 трестам в сумме 14,2 млн руб., что составляло 88,4% месячного фонда заработной платы[xlii]. По данным Центрального Отдела Статистики (ЦОС) ВСНХ, средняя месячная плата в сентябре, октябре, ноябре 1924 г. была следующей: в сентябре – по обрабатывающей промышленности – 40 черв. рублей 04 коп., по всей промышленности – 39 р. 68 коп., в октябре – по обрабатывающей промышленности – 41 р. 71 коп., по всей промышленности – 41 р. 20 коп.; в ноябре – средняя месячная заработная плата по обрабатывающей промышленности составила 41 руб. 58 коп. Таким образом, заработная плата по обрабатывающей промышленности возросла в червонных выражениях с сентября по октябрь месяц и несколько уменьшилась в ноябре[xliii].

В материалах ЦОСа за ноябрь 1924 г. отмечалось, что «в Донбассе по многим предприятиям выплачено лишь 50% октябрьской зарплаты; при этом большей частью бонами в кооперативы. На почве задержки зарплаты бастовали 150 строительных рабочих Петровского Р/У ремонтного управления). Ввиду невыплаты жалования за сентябрь и октябрь бастовало 200 рабочих Донецко-Грушевского Р/У; рабочие приступили к работе, только в связи с угрозой закрыть шахту. Большая задолженность зарплаты отмечалась на золотых приисках Кокчетавского уезда Акмолинской губ. На Сучанских и Кивдинских копях в Дальневосточной области имелась задолженность за один и полтора месяца, а на частных копях до 3-х месяцев. Рабочим Кумаринских каменноугольных копей жалование было задержано до 2-х месяцев. Рабочим Товарковских и Оболенских копей Тульской губ. жалование не выдали за 2 месяца»[xliv].

По данным ГПУ, из-за недовольства повышением норм выработки 19 ноября два часа бастовали рабочие рудника им. Октябрьской революции (Украина), в виде протеста против повышения норм на 25% и понижения ставок на 15%. На Ленинских копях (Урал) были расклеены воззвания с призывом не допустить повышения нормы и снижения расценок. С шахты «Мировая Коммуна» на почве повышения норм выработки в короткое время ушло до 200 квалифицированных рабочих; заявления об уходе подали даже коммунисты (Украина). На рудниках Донбасса в конце ноября было уволено по сокращению 8000 рабочих. На Анжеро-Судженских копях (Сибирь) на почве сокращения штатов рабочие не работали двое суток.

Причинами забастовок в металлической промышленности в ноябре были главным образом: задержка зарплаты и повышение норм выработки. В связи с этим бастовали рабочие на заводах Приокского горного округа и на Красном Сормове. На заводе № 1 Сельмаш в Калуге имела место итальянская забастовка из-за невыплаты жалования за октябрь. На заводе им. Карла Маркса в Ленинграде, в связи с повышением норм выработки и снижением зарплаты наблюдался уход квалифицированных рабочих. На Песочинском чугунно-литейном заводе (Брянская губерния) администрация, чтобы удержать квалифицированных рабочих, отказывала им в расчете. На заводах Златоустовского округа рабочих, стремившихся к увеличению норм выработки, называли «штрейкбрехерами». На Омском мехзаводе № 1 выступавшие по поводу новых норм рабочие заявляли, что, «если сейчас половина рабочих на заводе чахоточных, то при новых нормах чахоткой заболеют все 100% рабочих»[xlv].

В ноябре 1924 г. на Сормовском заводе было намечено к сокращению 1500 рабочих, на заводе «Профинтертн» в Брянской губернии было сокращено 2000 рабочих., на Ижевских заводах было уволено до 600 рабочих; на Пермском орудийном заводе, в связи с сокращением подростков, была вывешена написанная от руки прокламация с угрозами коммунистам и администрации. В текстильной промышленности на Суконной фабрике «Красный Октябрь» (в Саратове) с количеством рабочих 1500 человек наблюдалось острое недовольство задержкой зарплаты и выдачи в счет него сукна.

Недовольство повышением норм и низкими расценками вызвал тот факт, что на фабрике «Вождь Пролетариата» Егорьевско-Раменского треста (2600 рабочих) 3 ноября в проборочном цехе 30 рабочих начали итальянскую забастовку. После того, как администрация предложила рабочим приступить к работе, последние совершенно покинули фабрику. С санкции профсоюза рабочим был объявлен расчет. В Орехово-Зуевском тресте Московской губернии в ноябре 1924 г. было уволено 1100 рабочих из 25 000. В лесной промышленности на заводах Северо-Леса в Архангельской губ. зарплата рабочим не выдавалась в течение трех месяцев. Двух и трехмесячная задолженность рабочим зарплаты имела место на заводах Лесбелла. Особенно в тяжелом положении находились рабочие крестьяне, в связи с необходимостью уплатить налог. На Архангельских заводах недовольство было вызвано большим сокращением штатов, было сокращено 1000 рабочих и намечено к сокращению еще 1500. На Саратовских заводах было сокращено 30% рабочих. В сводке за подписью начальника информационного отдела ОГПУ Прокофьева и (врид) начальника 2-го отдела ИНФО ОГПУ Наймона от 27 января отмечалось, что в ноябре 1924 г. отмечалась длительная задержка зарплаты на большинстве сахарных заводов Украины в губерниях – Киевской, Подольской, Черниговской и Волынской.

К 9 января 1925 г. из 59 трестов только 8 показали задолженность; остальные уплатили заработную плату в срок или с очень небольшим запозданием. Задолженность по 8 трестам составила 4,7 млн рублей, т.е. около 51% месячного фонда заработной платы этих трестов. По ведомости же на 27 января, включавшей уже вторую половину декабря, из 61 хозяйственного объединения – 56 уплатили заработную плату в срок или с небольшим опозданием. Пять хозяйственных объединений, а именно: Моквоуголь, Донуголь, Кузбасстрест, Сахаротрест и Бондюжское объединение всего со 140 000 рабочих и месячным фондом заработной платы в 6,1 млн руб. показали задолженность по заработной плате, доходившую до 4,5 млн руб. Таким образом, задолженность по этим хозяйственным объединениям оставалась еще очень высокой[xlvi].

И в 1925 г. для рабочих не было особого повода для оптимизма – безработица, низкая зарплата, использование методов «давления» на рабочих и другие негативные моменты экономики никуда не исчезли. Кроме того, по-прежнему существовали «буржуазные специалисты», которые получали более высокие зарплаты и «командовали как прежде».

 

 Очередь за одеждой.

 

Очередь за продуктам

Стачки на почве борьбы против «повышения производительности труда» начались с января 1925 г. и весной приняли уже массовый характер. На фабриках шла бюрократизация партии и профсоюзов. Лишь весной 1925 г. после крупных стачек в текстильном районе был объявлен поворот в рабочей политике, как в направлении повышения зарплаты, так и оживления профсоюзов.

 

Очередь за керосином и бензином. Начало 1930-х гг.

 

В декабре 1925 г. крупная промышленность давала три четверти довоенной продукции. Сильно отставала металлургия. Чугуна выплавлялось около трети, а стали – половина довоенного уровня. Валовая продукция отраслей, производивших предметы потребления, составляла более двух третей, а общий товарооборот – 70% довоенного уровня. Партийный съезд в 1925 г. принял программу приоритетного развития тяжелой промышленности. Вместе с тем, выявилась острая нехватка промышленного оборудования, его моральная устарелость и техническая изношенность, а основной капитал требовал восстановления. Необходимо было переоборудовать старые предприятия. Сельское хозяйство не удовлетворяло потребностей промышленности в сырье, а городское население в продовольствии.

Так только в июне 1925 г. на текстильных предприятиях было отмечено 11 мелких забастовок против 12 в мае. Три забастовки – по Москве, шесть – на Иваново-Вознесенских фабриках, одна – в Нижегородской губернии и одна на Ганджинской фабрике «Красный Азербайджан» в Азербайджане (перечисленные забастовки были кратковременными).

В 1925 г. только на Ижевских заводах забастовочное движение охватило до 8000 рабочих. В этом же году можно выделить следующие факты крупного забастовочного движения: 500 рабочих бастовали на Высоковской мануфактуре Тверского хлопчатобумажного треста, три дня бастовали рабочие мюльного цеха Тейковской фабрики в Иваново-Вознесенской губ.; 5300 рабочих бастовали на Глуховской мануфактуре Богородско-Щелковского треста. Например, в ноябре 1925 г. число забастовок было ниже, чем в октябре: а именно – 40 против 52. Однако снижение произошло исключительно за счет забастовок на мелких предприятиях (в октябре – 34 и в ноябре – 16). А, к примеру, в металлической и текстильной промышленности имел место некоторый рост: в первой – за счет увеличения числа участников забастовок, а во второй – за счет увеличения числа забастовок и участников их. В ноябре 1925 г. среди металлистов было зарегистрировано 11 забастовок с числом бастовавших – 944 человека.

Материалы 1925 г. ИНФО ОГПУ в разделах «Антисоветские выступления рабочих» свидетельствовали, что большинство требований рабочих носили экономический характер, однако нередко они перерастали и в формы политического протеста, и число их увеличивалось по сравнению с прошлыми годами. В своем тяжелом положении рабочие обвиняли государство, политику советской власти, партию. В этом протестном движении участвовали не только беспартийные, но и члены партии и комсомольцы. При этом рабочие обращались к фактам недавнего прошлого, к революции, Гражданской войне, когда они боролись за улучшение жизни. Так, среди костромских текстильщиков высказывалось мнение: «Надо, видно, делать опять революцию», «за границей рабочие живут лучше, чем в СССР», «у нас нет Советской власти – осталось лишь одно ее название». Другой член партии, выступая на собрании, говорил: «Как бы у нас не свалилась революция из-за плохого и невнимательного отношения со стороны главков и ответственных работников к интересам рабочих и крестьян»[xlvii]. Иногда эти заявления приобретали резкий характер, отражая негативное отношение к партии, ее лидерам: «Все верхи, как Ленин, Троцкий и другие, жили и живут царьками, как и раньше..., а ответственные советские работники заняли мягкие кресла, получают большие ставки и ничего не делают»[xlviii].

 

Заключенные ГУЛАГа 1936-1937 гг.

Район Крайнего Севера

 

Лагерное начальство

 

Антисоветские проявления имели место главным образом в форме агитации среди отдельных групп рабочих, а также на открытых выступлениях на собраниях. Так, на Родниковской фабрике (Шуйский округ) один рабочий в группе рабочих заявил: «К черту советскую власть, наши администраторы через шкурников-коммунистов проводят рационализацию и давят нашего брата. Работаем одной рванью, станки уделывать нечем, а еще предлагают соревноваться и уплотняться. Вот мы все кучками обижаемся, а собраться вместе и нарушить все ихние договора не можем».

На Тейковской фабрике (Шуйский округ) ткачиха в группе работниц говорила: «Советская власть сейчас только издевается над рабочими, никакого улучшения не проводится, только одно хвастовство да вранье». На фабрике «Красный Профинтерн» (Владимирский округ) рабочий на конференции по вопросу о соцсоревновании сказал: «Соревноваться в настоящее время невозможно, так как рабочие умирают с голоду». Обращаясь к рабочим, выступивший заявил: «Вы, рабочие, голодные и изнуренные, куда вам соревноваться. Надо взять за горло головку, тогда мы будем сыты». ИНФО констатировал, что его выступление не встретило отпора со стороны присутствовавших представителей фаборганизаций[xlix].

Грузовик АМО-3 - это первый автомобиль СССР, который сошел с конвейера. Первые автомобили СССР 1931 г.

 

Асфальтирование, 1931 г.

 

Прожекторная фабрика, 1930 г.

 

Подобные настроения и мнения тщательно фиксировались сборщиками информации, а готовившие обзоры аналитики на основании фактов отмечали, что «случаи антисоветской политической агитации по предприятиям единичны»[l].

В ходе выступлений рабочие требовали снижения производственной нагрузки, т.е. перевода на меньшее число станков, уменьшения или сохранения норм выработки, повышения расценок, своевременной выплаты зарплаты, ее увеличения в связи с ростом цен на предметы первой необходимости. Задолженность по зарплате, ее несвоевременную выплату Дзержинский на XIV партийной конференции назвал «позорным явлением». Низкий уровень заработной платы рабочих 1920-х гг. объяснялся многими причинами, включая и такие, как убыточность предприятия, невысокая производительность труда, изношенность оборудования, плохое качество сырья, недостаточно четкая, а иногда и плохая организация производства, характер тарифной политики государства, разнобой в определении норм выработки и оплаты труда на одном и том же предприятии или в отрасли. Существовал большой разрыв в оплате между квалифицированными рабочими и подсобниками, ремонтниками, между рабочими фабричных и добывающих отраслей. Все это порождало негативное отношение рабочих к своему труду, администрации, власти.

Нередко к этим требованиям добавлялись и такие, как «убрать красного директора», либо кого-то из администрации за грубое обращение с рабочими. Иногда эти требования перерастали в угрозы и расправу с представителями администрации. Членов фабкомов и профсоюзов обвиняли в оторванности от рабочих, в защите интересов администрации во время конфликтов с рабочими, настаивая на перевыборах общественных организаций. Рабочие требовали снизить ставки «спецам» и служащим, не применять репрессий по отношению к делегатам и ораторам, которые защищали интересы рабочих.

Требования рабочих имели сугубо конкретный характер. Они протестовали против курса государства на повышение производительности труда и снижение себестоимости фабрично-заводской продукции за счет интенсификации труда рабочих и их низкого жизненного уровня, который они объясняли эксплуатацией их государством, хотя было много и других причин (например, большой процент неквалифицированного труда).

Нередко рабочие жаловались на «спецов», входивших в состав завкомов, комиссий по нивелировке, тарифно-нормировочных бюро, требовавших организованности, дисциплины, что тоже иногда вызывало недовольство, обостряя конфликты на производстве. Жалобы рабочих нередко выливались в требования снизить «спецам» оклады, ликвидировать премиальную систему, сократить штаты и др.[li]

Все эти требования рабочих отражали неблагополучное состояние фабрично-заводского производства, свидетельствовали об устарелости и изношенности технической базы, что влекло естественное падение производительности труда, снижение объема и качества выпускаемой продукции, высокий процент травматизма.

В апреле 1925 г. имел место дальнейший рост числа конфликтов в промышленности (по сравнению с мартом). Хотя число забастовок за месяц увеличилось по сравнению с мартом (24 забастовки), но забастовки отличались большей остротой и тенденцией к распространению на соседние предприятия. Кроме того, забастовки в апреле 1924 г. приходились преимущественно на главные отрасли промышленности: текстильную (число забастовок возросло с трех в марте до восьми) и металлургическую (с четырех до восьми). Причинами конфликтов по-прежнему являлись недовольство низким уровнем зарплаты при дальнейшем возрастании норм выработки и ненормальности проводимой кампании по увеличению производительности труда.

По отдельным отраслям промышленности положение характеризовалось следующим образом: втекстильной промышленности было отмечено за апрель 1925 г. – 8 забастовок, в том числе две кратковременные и две «итальянки»; из них две забастовки по Союзу, остальные, а также «итальянки», пришлись на Москву. Одной из серьезнейших была забастовка на предприятиях Глуховской мануфактуры Богородско-Щелковского треста. 4 апреля здесь бастовали 430 рабочих прядильного отдела в течение одного часа на почве низких ставок. 7 апреля бастовали четыре отдела Бумагопрядильной фабрики той же мануфактуры в числе 600 человек, требуя увеличения зарплаты; 8 апреля бастовала Ново-Ткацкая фабрика той же мануфактуры (6000 человек) в связи со снижением расценок от пяти до 20% при переходе на прямую сдельщину, инициаторами забастовки явилась группа смотрителей, по инициативе которых было созвано собрание рабочих. 9 апреля имела место кратковременная забастовка в мюльном отделе Ликинской фабрики (3500 рабочих) Орехово-Зуевского треста на почве низкой зарплаты, были выдвинуты требования повышения зарплаты на 20% и перехода вновь на две сторонки и два станка. На Высоковской мануфактуре Тверского хлопчатобумажного треста бастовало 100 ткачей, требуя перевода на два станка ввиду плохого качества утка и изношенности станков; в этот же день начался самовольный переход на два станка (из 700 ткачей работало на трех станках только 80). На Халиловской ткацко-красильной аппретурной фабрике Вигоньтреста «итальянили» 200 рабочих ввиду невозможности выполнить норму из-за изношенности станков; среди рабочих велись разговоры об общей забастовке ввиду снижения РКК расценок на сдельщину на 30%.

На Малой Кохомской льняной мануфактуре Иваново-Вознесенской губ. в течение дня бастовали 100 ватерщиков, требуя увеличения зарплаты. На Родниковской мануфактуре Иваново-Вознесенской губ. (с числом рабочих – 10 650 человек) бастовали рабочие двух смен прядильного цеха ввиду перевода их со сдельной работы на поденную. Забастовка была ликвидирована в тот же день путем разъяснения.

Повышение норм выработки без соответствующего повышения зарплаты и продолжавшееся снижение расценок являлись в апреле 1925 г. основными причинами возникавших конфликтов и забастовок. Недовольство усугублялось тем, что все эти мероприятия во многих случаях проводились без подготовительной агитационной кампании. Информаторы отмечали значительное число случаев, когда рабочие узнавали о сниженных расценках только в день получения зарплаты. На Глуховской мануфактуре и Бумагопрядильной фабрике им. Рыкова Богородско-Щелковского треста расценки были снижены на 20%, о чем рабочие узнали только при получении зарплаты. На Юрьевской фабрике «Пролетарский авангард» (Владимирской губ.) рабочие узнали о сниженных расценках из расчетных книжек; на обращение к директору и фабкому о причинах снижения был получен ответ, что расценки утверждены профсоюзом и не подлежат изменению. Рабочие обвиняли администрацию в том, что она боялась вывесить расценки своевременно и называли эти расценки подпольными. Аналогичное явление имело место на многих предприятиях Ярославской, Костромской и других губерний.

Наиболее острые конфликты вызывал переход на три-четыре сторонки и три станка. Рабочие выступали против этого мероприятия, указывая на невозможность работать на трех станках ввиду изношенности оборудования и плохого качества сырья. На этой почве по одной только Московской губ. были отмечены четыре забастовки. В ряде случаев рабочие самовольно возвращались к работе на двух станках. На Высоковской мануфактуре рабочие потребовали перехода на два станка, и 120 ткачей самовольно перешли с четырех на два станка. На Халиловской аппретурной фабрике с переходом на новую систему «итальянили» 200 человек, требуя вернуться к работе на двух станках. Аналогичное явление имело место на Вышневолоцкой фабрике Тверской губ., где первая смена ткацкого отдела, выйдя на работу, работала на двух станках, остановив третий (стояло до 5000 станков); вторая смена тоже остановила третьи станки (при работе на трех станках рабочие получали столько же, сколько на двух). Конфликт был улажен только путем обещания администрации увеличить зарплату. На фабрике «Красный Восток» Рязанской губ. рабочие вообще отказались от предложения администрации перейти на работу на станках.

На многих фабриках рабочие в связи с переходом на три станка жаловались на изношенность последних, на недоброкачественное сырье, не дающее возможности выработать норму (фабрика «Красный Профинтерн» Владимирской губ., Б. Кохомская мануфактура Иваново-Вознесенской губ.; на последней рабочие подавали массовые заявления об уходе с фабрики, так как работа на трех станках при изношенности их, по мнению работниц, вызывала среди них болезни).

Много жалоб в связи с переходом на 3- простои в работе. На фабрике «Красный текстильщик» Серпуховского хлопчатобумажного треста по вине технического персонала в течение 9 дней имелся простой 81 853 веретен, на фабрике «Рудзутак» треста Льноджут из 512 станков работало только 128.

Относительно низкий уровень зарплаты у текстильщиков создавал движение за повышение зарплаты. В ряде случаев требования о повышении зарплаты выдвигались рабочими как ответ на попытки администрации повысить норму и снизить расценки. На Глуховской мануфактуре Богородско-Щелковского треста в числе требований во время забастовки было требование о 15% надбавке на дороговизну. На Юрьевской фабрике «Пролетарский авангард» Владимирской губ. рабочие потребовали доплаты разницы между мартовским и февральским заработками, так как в марте заработок был понижен по 3-4-м разрядам с 24 руб. 50 коп. – 19 руб. до 17–22 руб., причем только одному рабочему удалось выработать 23 руб. (рабочие узнали о снижении только при получении расчетных книжек).

На всех Иваново-Вознесенских текстильных фабриках рабочие указывали на явную недостаточность 10% прибавки на дороговизну, уже введенной там (фабрика «Рабкрай» Ивтекстиля, М. Кохомская мануфактура и ряд других). На сарпиноткацких предприятиях (Немреспублика) рабочие потребовали прибавки к зарплате в размере 50%.

На отдельных фабриках распространялись воззвания с призывом категорически требовать повышения зарплаты. Воззвания, обнаруженные на фабрике «Зарядье» (Иваново-Вознесенская губ.), свидетельствовали, что советская власть одной рукой дает рабочему 10% прибавки, а другой от него отнимает 20-30%, снижая расценки на сдельщину и увеличивая норму выработки.

В металлической промышленности в 1925 г. также отмечался рост конфликтов на почве повышения норм и снижения расценок, хотя пока не в столь значительной степени, как в текстильной (уровень конфликтов был слабее, число бастующих незначительно, забастовки охватывали сравнительно незначительные предприятия). В апреле 1925 г. было 7 забастовок, из них две – в Москве. Так, на заводе «Коса» 20 полировщиков и шлифовщиков бастовали один день из-за снижения расценок; на механическом заводе «Красный пролетарий» 67 рабочих кузнечного цеха прекратили работу, требуя не повышать норму выработки, которую с 1 мая предполагалось повысить на 10%. Ряд забастовок имел место в Брянской губ.; на брянском заводе «Профинтерн» забастовало 44 долбежника из-за низких расценок; по этой же причине забастовало и 120 формовщиков литейного цеха Думинического завода «Революционер»; рабочие указывали на уплотнение рабочего дня, переход к простой сдельщине и вздорожание продуктов первой необходимости. На Украине частичная забастовка была отмечена на заводе «Красная звезда» в Одесской губ., где группа чернорабочих предъявила требование об увеличении расценок.

Причинами забастовок среди металлистов, помимо повышения норм и снижения расценок, являлись также задержка зарплаты (завод Сельмаш № 1 в Калуге) и не предоставление декретного отпуска (литейный цех Людиновского машиностроительного завода).

Недовольство повышением норм выработки и снижением расценок, как свидетельствуют документы ИНФО ОГПУ, отмечалось почти на всех предприятиях, особенно там, где эта мера проводилась без ведома рабочих. На многих предприятиях рабочие, недовольные повышением норм, умышленно недовырабатывали их, понижая интенсивность труда. Так, на заводе «Красная заря» (Трест слабого тока) в Ленинграде и на заводе Морзе работа напоминала «итальянскую» забастовку, а на Госмеханическом заводе Тверской губ., в связи с пересмотром расценок, рабочие понизили производительность с 40 до 70%.

На Коломенском машиностроительном заводе в Москве рабочие понижали производительность, боясь превысить норму. В Одесской губ. на заводе им. Марти в отдельных цехах производительность упала на много процентов. Требования повышения зарплаты выставлялись рабочими на ряде заводов (Мариупольские заводы в Екатеринославе, Ижевские в Вотской обл., ряд заводов в Ленинграде). В механическом цехе брянского завода «Профинтерн» рабочие-долбежники потребовали, чтобы по 8-му разряду ставка равнялась 50–60 руб. в то время как в марте она не превышала 35 руб.; за прибавкой жалования обратились в заводоуправление и служащие, подав коллективное заявление с указанием на чрезмерный рост хлебных цен. В желдорцехе этого завода под заявлением о снижении норм выработки рабочим, бывшим эсером, собирались протестные подписи.

Уход квалифицированных рабочих был отмечен на многих заводах. На Кулебакском и Вильском заводах Приокского горного округа на почве снижения расценок и увеличения норм многие рабочие переходили на другие заводы или уезжали на юг. Аналогичные явления отмечались на «Красном Сормове» (ГОМЗа), на Думиническом чугунолитейном заводе Брянской губ. Было получено множество заявлений об увольнении в связи с получаемыми письмами от знакомых рабочих южных заводов о хорошем заработке (70 руб. в месяц). В одиночном порядке ушло с завода до 16 человек.

В горной промышленности отмечались те же явления, связанные с повышением норм выработки и снижением расценок, хотя особенно острых конфликтов при проведении кампании информаторы Лубянки не зафиксировали. Недовольство повышением норм выработки отмечалось на ряде рудников Украины (им. Октябрьской революции Железнорудного района, рудники Боково-антрацитного рудоуправления и рудники им. Коминтерна). На руднике им. Максимова 2 апреля рабочие «волынили», узнав о крайне низком заработке. «Волынка» была ликвидирована путем прибавки 30% к мартовскому жалованию. На марганцевых рудниках в Екатеринославской губ. снижение на один разряд откатчикам вызвало понижение производительности не только у них, но и у забойщиков; такое же явление было отмечено и на руднике им. Коминтерна. В Сибири снижение расценок вызывало множество конфликтов в каменноугольных копях Анжеро-Судженского района, где при выдаче расценок на руки рабочие подняли скандал, бросили расценки обратно администрации, заявив: «У нас процветает эксплуатация, какой не было при царе, спецы готовы снять голову рабочему, а наши главки, профсоюзы ничего не понимают и только поддакивают им». На почве введения новых расценок наблюдался массовый уход рабочих с копей: с 1 по 20 апреля добровольно ушли 111 рабочих[lii].

На заводах стекольной промышленности участились конфликты и забастовки на почве повышения норм выработки и снижения расценок. Так, на Дулевском фарфоровом заводе (с числом рабочих 2800) 400 точильщиков предъявили письменное требование об увеличении зарплаты, угрожая забастовкой, которая могла повлечь остановку всего завода.

Систематические задержки зарплаты наблюдались в 1925–1927 гг. во многих отраслях промышленности.

В марте 1928 г. забастовочное движение оставалось на том же уровне, как и в феврале 1928 г., то есть 67 забастовок с 5093 участниками, против 75 забастовок с 6614 участниками в феврале 1928 г. В 1928 г. особенно остро стоял вопрос в нефтяной промышленности. В Грознефти на Старо-Грозненских промыслах недовольство малым заработком охватило 60% буровых рабочих. В президиум конференции горняков от буровых рабочих поступила анонимка с требованием улучшить их положение. Весьма сильно было также недовольство и среди чернорабочих перегонных заводов Грознефти, получавших голую ставку (около 25 руб.) без всякого приработка.

За 1929 г. сохранилась подготовленная ИНФО ОГПУ докладная записка об общих данных о забастовочном движении в текстильной промышленности. В ней отмечалось следующее: «В 1929 году в текстильной промышленности Союза отмечалось значительное снижение забастовочного движения (66 забастовок с 5134 участниками при потере 3140 человеко-дней против 123 забастовок с 21 005 участниками при потере 26 311 человеко-дней в 1928 году). Число забастовок среди текстильщиков в отчетном году составляло 7,6% общего числа забастовок по всем отраслям промышленности; число участников – 6,6%; число потерянных человеко-дней – 2,5% (в 1928 г. это процентное соотношение во много раз выше: по количеству забастовок – 13,1%, участников – 20,8%, потерянных человеко-дней – 17,2%).Среднее число участников на одну забастовку составляло 79 человек; среднее число потерянных человеко-дней – 50 (в 1928 году среднее число участников – 170 и 216 потерянных человеко-дней). В среднем в 1929 г. на каждый месяц падало 4–6 забастовок; наибольшее число забастовок имело место в феврале (13 забастовок).

Наибольшее число забастовок отмечалось в Ивановской промышленной области (23 забастовки с 3320 участниками); второе место занимали Москва и Московская область (19 забастовок) и третье – Ленинград (11 забастовок). В 1928 г. первое место по числу забастовок занимала Московская область»[liii].

По предприятиям металлопромышленности Ленинградской обл. за 1929 г. было зарегистрировано 17 забастовок с 1558 участниками, причем 7 забастовок прошли на почве главным образом, недовольства зарплатой. В металлопромышленности Урала в 1929 г. было зарегистрировано 13 забастовок с общим количеством 1335 участников, из них 7 забастовок были вызваны снижением заработной платы, а 3 забастовки имели своими причинами плохие условия труда. По металлозаводам Украины в 1929 г. было зарегистрировано 20 забастовок с общим числом участников до 1000 человек. Ряд забастовок был связан со снижением зарплаты при перетарификации. На отдельных заводах были отмечены по 2–3 забастовки (Сталинский, им. Ворошилова и им. «Октябрьской революции»).

В течение 1929 г. на Нижне-Тагильском металлургическом заводе информаторами ОГПУ было зафиксировано три забастовки со 100 участниками. Ряд конфликтов среди текстильщиков имел место в связи с обсчетами. Так, на Сехской фабрике в г. Шуя при выдаче зарплаты в январе 1930 г. за 1929 г. большинство рабочих недополучило по 20–30 руб. На фабрике «Заря социализма» (Ярославский округ) при выдаче зарплаты за декабрь 1929 г. значительная группа рабочих ткачей недополучила по 30 руб., а группе ударников (120 человек) зарплата вместо 5-го разряда была подсчитана по 4-му. Обсчет вызвал резкое недовольство рабочих, в связи с чем были приняты меры к расследованию причин обсчета рабочих. На фабрике им. Зиновьева в г. Иваново в связи с недополучением при выдаче зарплаты от 8 до 30 руб. не работала день (14 января) группа подмастерьев в 12 человек. Снижение зарплаты объяснялось отсутствием учета выработки и выдачи зарплаты по средней выработке за ноябрь 1929 г., тогда как выработка за декабрь 1929 г. была выше ноябрьской. Конфликтом были охвачены 42 подмастерья, которым в общей сложности было недоплачено до 400 руб.

В июне 1929 г. в связи с перетарификацией и снижением существующей зарплатына Харьковском паровозостроительном заводе с числом рабочих в 5444 человек группы рабочих в кузнечном и тракторном цехах приостанавливали работу, в тепловом цехе часть рабочих категорически требовала расчета. В октябре обострилось недовольство рабочих литейного цеха в связи со снижением расценок, на некоторые работы до 50%, отдельными лицами велась агитация за забастовку. На заводе им. Петровского с числом рабочих 18 056 в г. Днепропетровске в литейной мастерской завода при обсуждении обращения-вызова рабочих других предприятий на соцсоревнование отдельные рабочие, выступая против пункта, где указывалось, что «положение рабочих улучшилось», потребовали исключить этот пункт из обращения. Выступавшие заявили: «Как можно говорить, что положение улучшилось, когда имеются также недостатки по рабочему снабжению». Выступавших против указанного пункта поддержала большая часть рабочих, вопрос остался открытым и спорный пункт был принят лишь на второй беседе после всестороннего разъяснения. На заводе ГЭЗ № 1 в Харькове с числом рабочих 4400 человек сильное недовольство рабочих вызвали недочеты в работе ТНБ. Ряд конфликтов имел место в связи со снижением до 50%. расценок на детали. В цехе автоматов рабочие, несмотря на большую интенсивность, в течение ряда месяцев не в состоянии были из-за низких расценок выработать своей ставки. Только после многократных их заявлений ТНБ вынуждено было повысить расценки. Характерно, что, несмотря на решение, вынесенное рабочими еще в 1928 г., о снятии с работы одного расценщика, последний продолжал работать вплоть до конца 1929 г. На заводе в г. Сталино с числом рабочих 16 496 человек, в июле 1929 г. бастовали две группы рабочих в связи с невыполнением пункта договора о зарплате. В доменном цехе при обсуждении нового колдоговора, под влиянием выступлений отдельных лиц, значительные группы рабочих демонстративным уходом сорвали собрание[liv].

Значительное место в документах информации органов госбезопасности занимали вопросы политических настроений рабочих – их отношений с руководством предприятий, а главное их отношение к партийным и советским органам.

Клепка котла на Днепрострое. 1931 г.

Первый советский прямоточный котел высокого давления (140 атмосфер). Фото 1933. МИРМЭ. Разработан Л.К. Рамзиным в заключении (1931), был впервые введен в действие в 1933 г. на ТЭЦ-9 Мосэнерго. За эту разработку Рамзин и его сотрудники в 1936 г. были амнистированы. Серийное производство котлов налажено к 1948 году.

 

 

2.Политические настроения рабочих. Отношение их к парткомам, профсоюзам, фабкомам

 

 Политическое сознание масс росло, они пытались разобраться в экономической и социальной политике государства и партии. Услышанные и зафиксированные информаторами рабочие высказывания докладывались «во власть». В рабочей среде можно было услышать следующие оценки:

«Вы сказали, что крестьянство – мелкая буржуазия, какая они буржуазия, если они днем и ночью обливаются потом, ходят в лаптях и кушают один ржаной хлеб» (заявляли рабочие в школе ковочных инструментов при перевыборах, Московская губ.); «Советская власть притесняет крестьян, что им живется хуже, чем в царское время»; «Раньше царское правительство последнюю шубу с крестьянина не снимало, а теперь это встречается, теперь берут с них и с нас, и хорошие шубы одевают», – говорили рабочие на фабрике «Красный перевал» (Ярославская губ.). Информаторы обращали внимание на проникновение в рабочие массы, т.н. крестьянских настроений. Так, в Харькове один из рабочих канатного завода в своем выступлении заявил, что «крестьянин, заливший кровью поля на завоевание прав трудящихся, благодаря несправедливому подходу власти обречен на всякие лишения и голод».

Нередко рабочие задавались вопросами: «Почему власть не разрешает крестьянам, как и рабочим, организовывать свои союзы». Особенно резко выявились крестьянские настроения среди рабочих отдельных мелких предприятий на перевыборных собраниях в Моссовет, где говорилось «о тяжелом положении крестьян», «низких ценах на сельхозпродукты» и т.д.

Что было характерно в отношениях рабочих к ВКП(б), комсомолу, профсоюзным органам, администрации предприятий. В целом оно было негативным. Рабочих возмущали бесхозяйственность, злоупотребления, грубость и невнимательность к их нуждам. На Пимокатном заводе Мехтреста в Барнаульском уезде рабочие высказывались на общем собрании: «Коммунисты совсем хотят взять власть в свои руки, нам необходимо заставить их работать, довольно они из нас кровь пили». Проявлялось недовольство отдельными партийными функционерами: на заводе им. Бухарина Гуськомбината (Владимирской губ.) рабочий Мирошин говорил, что «Рыков – самозванец, так как он не выбран народом. Везде и всюду коммунисты, не будучи выбранными, занимают ответственные посты. Коммунистическая партия никакого авторитета среди рабочих не заслуживает, она только отталкивает их от себя». Высказывалось и такое суждение рабочих: «Все верхи, как Ленин, Троцкий и другие, жили и живут царьками, как и раньше; рабочих, как и при царском режиме, товарищи эксплуатируют вовсю, и жить рабочему в настоящее время труднее. Если на заработок рабочего при царизме можно было купить четыре пары сапог, то в настоящее время только одну пару, а ответственные советские работники заняли мягкие кресла, получают большие ставки и ничего не делают».

Недовольство коммунистами и советской властью наблюдалось в отраслях промышленности с наличием более отсталых слоев рабочих, связанных с деревней и бывших ремесленников, что было обусловлено тяжелым положением в таких отраслях промышленности как сахарная, строительная, лесная и отчасти текстильная.

Так, среди костромских текстильщиков наблюдались толки о том, что заграничным рабочим живется лучше, чем в СССР; у нас нет советской власти, осталось одно лишь название; в РКП только карьеристы и шкурники. На фабрике «Красный Профинтерн» Владимирской губ. Гуськомбината отдельные рабочие заявляли, что «партия – порабощение рабочих, жизнь хуже, чем при царизме». На Тейковской фабрике Иваново-Вознесенской губ. Некоторые бывшие коммунисты на расширенном делегатском собрании доказывали, что женщины советской властью не раскрепощаются, а закрепощаются. На шпилечно-колодочной фабрике Волынской губ. поляки-рабочие агитировали за то, что в Польше рабочим живется лучше, так как каждый чувствует себя свободным, а если там есть помещики, то ведь в России имеются коммунисты, «такие же помещики». Под влиянием подобной агитации некоторые рабочие даже собирались уезжать в Польшу. В районе Махорочной фабрики и мельниц в Ярославле были расклеены монархические листовки в количестве 30 штук с призывом: «проснуться, встряхнуть насилье и урезать ставки верхушкам, сократить дармоедов, утопающих в удовольствии». На общем собрании Союза строителей в г. Покровске (Немреспублика) рабочие по докладу представителя совпрофа говорили, что «рабочим живется хуже, чем при Николае II, и что фактически разница только в том, что одного тирана сменили на многих». Из группы присутствующих раздался голос: «Да здравствует Николай II».

Один из рабочих (бывший меньшевик, Одесская губ.) в своем слове сказал: «В 1921 г., когда валялись трупы на улицах, то среди них были только рабочие, а коммунистов не было. Рабочие являются рабами коммунистов». Все присутствующие и другие выступавшие поддержали его. Выступавшим коммунарам не давали говорить и кричали: «долой». Были зафиксированы и высказывания следующего рода:

«Везде и всюду коммунисты занимают ответственные посты, не будучи избранными народом», «коммунистическая партия своими действиями только отталкивает рабочих»; «Как бы у нас революция не свалилась из-за невнимательного отношения власти к рабочим и крестьянам» (заявляли рабочие на собрании Металлпрома № 3 в Оренбурге после доклада о международном положении). Антисоветская агитация отмечалась по Ровенскому рудоуправлению, ввиду увеличения норм выработки. Рабочие говорили, что «теперешняя власть – власть насильников, обещали много, а ничего не дали, кроме холода и голода». В Ярославской губ. имели место антикоммунистические настроения рабочих на фабрике «Красный перевал», где антисоветски настроенные лица говорили группе рабочих: «Не слушайте их, коммунистов, они только себя хвалят, а ведь мы в Советской республике живем хуже всех, улучшаем свое хозяйство для того, чтобы в Москве пшеничной муки не стало. В Советской республике только много газет, которых, кстати, никто не читает».

Рабочие прекрасно понимали тот факт, что деятельность Советов все более приобретала формальный характер, так как они лишь исполняли предписания большевистских партийных органов. Независимость потеряли профсоюзы, поставленные под партийный и государственный контроль. Они перестали быть защитниками интересов рабочих. Запрещалось стачечное движение под предлогом, что пролетариат не должен выступать против своего государства. Не соблюдалась провозглашенная свобода слова и печати. Почти все небольшевистские печатные органы были закрыты. В целом издательская деятельность жестко регламентировалась и была крайне ограничена.

Рабочие высказывали недовольство и требовали сократить раздутые штаты фабкомов, которые являлись платными. Рабочие требовали сократить до одного человека состав фабкома, а на Б. Кохомской мануфактуре в Иваново-Вознесенской губ. перевыборы фабкома проходили при криках: «Долой фабком, он сидит на нашей шее». Бастующие на Ново-Ткацкой фабрике Глуховской мануфактуры выдвинули требование убрать завком и директора, а также высказывали мысль, что фабкомы являются только лишним накладным расходом.

Одним из серьезных моментов в настроении широких масс рабочих являлось недовольство профорганами, вследствие невыдержанности в ряде случаев позиции профсоюзов при выработке ставок с администрацией. В этом плане характерна забастовка в начале апреля на Ново-Ткацкой фабрике Глуховской мануфактуры, охватившая до 6000 рабочих[lv] и вызванная снижением ставок до 20%, проведенная с согласия профсоюза и без ведома рабочих. Осуществлявшаяся в начале 1929 г. реформа заработной платы застала профорганизацию врасплох. Профработники в ряде случаев не в состоянии были дать ответ на важнейшие вопросы рабочих. Профорганизация не сумела обеспечить своевременного перерасчета заработка рабочих в связи с проведенной реформой. Сроки перерасчета несколько раз отодвигались. Рабочие доменного, сортопрокатного и экспедиторского цехов, получившие в связи с реформой снижение заработной платы, подали заявление о пересмотре расценок непосредственно администрации, минуя профорганизации. По ряду цехов без ведома профорганизаций созывались собрания. Особо резкое недовольство рабочих отмечалось в мартеновском цехе: несмотря на то, что их реальная зарплата не должна была снижаться, они после расчета по новым расценкам недополучили по 13–16 руб. Группой рабочих (32 человека) было подано заявление с требованием повышения расценок и разряда и с угрозой ухода с завода[lvi].

Многочисленные трения между рабочими и администрацией были явлением чрезвычайно распространенным на предприятиях и обусловливались ненормальностями в области тарифно-нормировочной работы, допуском произвола со стороны администраторов, большей частью – спецов. В 1925 г. был ряд попыток к «вывозу на тачке» администраторов на предприятиях Сибири, Украины и др. На заводе «Большевик» рабочие за самовольное снижение расценок намеревались выбросить инженера Пехова со второго этажа здания. На Кемском руднике (Сибирь) предрайкома опасался, что «кому-нибудь придется прокатиться на тачке» в связи с предполагаемой отменой прибавки по колдоговору.

Многие конфликты имели своей причиной грубость администрации. На шахте «Ветка» Боково-Хрустального рудоуправления рабочий пытался убить помощника заведующего шахтой. На Краснозвездинском рафинадном заводе (Сумского округа) были расклеены листовки с обращением к завкому «проснуться, услышать стоны рабочих от палача Дроздова» и с угрозой расправиться с Дроздовым в случае не обуздания его. Рабочие Грознефти говорили, что «необходимо избить двух-трех инженеров, тогда власть и партия примут меры». Отмечалось также недовольство высокими ставками спецов на ряде заводов Ленинграда, Урала, Азнефти и др.

Достаточно распространенными были такие настроения, что профсоюзы рабочему не нужны, так как их работа ограничивается только взиманием членских взносов, а не защитой интересов рабочих. Такие настроения были характерны среди рабочих ярославских предприятий. Главным образом недовольство рабочих профорганами было вызвано тем, что последние в большом числе случаев шли на поводу у администрации и совершенно не считались с интересами рабочих.

Наличие случаев грубейшего произвола в работе профорганов, фактически отталкивало от них рабочих. Практически рабочие неохотно шли в фабком со своими нуждами, так как знали, что поддержки там не встретят. Рабочие почти не посещали собрания, говоря, что «в завкоме и ячейке нет правды и все основано на лжи».

Иногда эти требования перерастали в угрозы и настоящую расправу с представителями администрации. Членов фабкомов и профсоюзов обвиняли в оторванности от рабочих, в защите интересов администрации, настаивая на перевыборах общественных организаций. Рабочие требовали снизить ставки спецам и служащим, не применять репрессий по отношению к делегатам и ораторам, которые защищали интересы рабочих.

На Юрьевской фабрике «Пролетарский авангард» Владимирской губ. в 1925 г. рабочие, узнав о снижении расценок из расчетных книжек, заявили председателю фабкома: «Мы тебя выбирали как хорошего человека, а ты оказался хуже бывшего до тебя». На Тейковской фабрике Иваново-Вознесенской губ. в апреле 1925 г. на собрании рабочие говорили, что профсоюз поддерживает администрацию, а выступавшим членам фабкома не давали говорить. На текстильной фабрике «Красный труд» Вятской губ. на собрании по перевыборам фабкома рабочий говорил: «Мы до кровавого пота наживаем государству казну, а сами работаем за хлеб и за воду, от недоедания болеем, фабком о нас не заботится, надо самим сплотиться и требовать увеличения зарплаты». На Радищевской мануфактуре Иваново-Вознесенской губ. рабочие заявляли: «Как только выбрали рабочего от станка, так он начинает получать большое жалование и забывает о тяжелом положении своих бывших товарищей». На стекольном заводе им. Зудова Гуськомбината Владимирской губ. рабочие указывали, что завком совершенно не защищал их интересов, получая большие ставки (оклад членов завкома в РКК – 260 руб. в месяц), председатель завкома приобрел себе рояль и граммофон, что в глухом месте всем бросается резко в глаза. Вместе с тем, информаторы отмечали в общем удовлетворительные настроения во время перевыборов Советов, в частности, в Москве, Ленинграде. На перевыборные собрания рабочие являлись почти на 90–100% и голосовали за списки, выставленные комячейками, а незначительные выступления на некоторых перевыборных собраниях «антисоветских элементов» по Москве (например, группком 15-го союза металлистов, Семеновская красильно-набивная фабрика) успеха среди рабочих не имели. В то же время в 1925 г. во взаимоотношениях рабочих и профорганов обращал на себя внимание ряд фактов неумелого проведения новых методов работы со стороны профорганов. На этой почве были отмечены случаи поголовного провала коммунистов при перевыборах, как, например, на ст. Кшень Московско-Киевско-Воронежской ж.д. Курской губ.; в местком пищевиков № 8 в Астрахани и др. Рабочие рассматривали коммунистов как представителей и проводников «старого курса». Резкое недовольство высказывалось вообще уже при самом выдвижении списков кандидатур на перевыборах. Рабочие Старо-Дмитровской и Мало-Дмитровской мануфактур Иваново-Вознесенской губернии после того, как был зачитан список кандидатов в уполномоченные кооператива, покинули собрание с криками: «Тут делать нечего, выбрали без нас». В ряде случаев антисоветски настроенные личности и группировки при перевыборах требовали «тайного голосования». Следует отметить значительное число фактов недовольства профорганами при затягивании подписания колдоговоров и заключения их без предварительного обсуждения на рабочих собраниях. На ряде предприятий фиксировались проявления антисемитизма, в частности связанные с выдвижением фигуры Л. Троцкого.

Недовольство вызывали такженедочеты в работе кооперации, работники которой обвинялись в плохой организации снабжения, позднем поступлении сезонных товаров, бесхозяйственности и бездеятельности; в ряде выступлений рабочие указывали на необходимость чистки кооперативного аппарата[lvii].

ИНФО ОГПУ сообщал во властные структуры о том, что на ряде Ленинградских предприятий за последнее время активно себя проявили антисоветские группировки. По отдельным предприятиям деятельность группировок имела успех, им удавалось сорвать ряд хозяйственно-политических кампаний. На заводе «Вулкан» группировка, состоявшая преимущественно из бывших людей[lviii], вела среди рабочих агитацию против всех мероприятий партии: «У крестьян насильно отбирают хлеб, они везут не красные обозы, а крестьянские слезы»; «советская власть зажала рабочих, жить стало невозможно». Группой была сорвана отработка дня индустриализации. На летучем митинге по поводу событий в Индии, члены группировки кричали: «Надо протестовать не против насилия в Индии, а в России»[lix].

На заводе им. Ворошилова и Государственном оптическом заводе антисоветскими группировками в течение непродолжительного времени был сорван ряд кампаний (выборы в ФЗК, подписка на заем)[lx].

 

3. Проблема безработицы в советском обществе

 

 Особо тягостное явление рассматриваемого периода – это безработица. Причины нарастания безработицы были обусловлены общим экономическим положением в стране; наплывом в города бедноты и батраков деревни; отсутствием спроса на рабсилу; усилением недовольства среди рабочих[lxi].Требования безработных, как правило, сводились к следующим: снять целый ряд ответственных работников биржи – коммунистов с работы ввиду существующего протекционизма; «взяться за оружие и устроить вторую революцию»[lxii]; «…скорей сорганизоваться и сбросить со своих плеч коммунистов, заявив им, что они править государством не годятся, а должны уйти к черту под лодку»[lxiii]; «пора одуматься и взяться за новую буржуазию», «сейчас рабочим нельзя говорить правду, так как арестуют», «много терпели, а теперь осталось еще немного до освобождения рабочих и крестьян из-под ига коммунистов». Значительную часть безработных составляли демобилизованные красноармейцы[lxiv]. На общем собрании безработных водников они требовали снятия целого ряда ответственных работников-коммунистов и РКК, мотивируя это их бездеятельностью и развитым среди них протекционизмом. Выступавшим коммунистам не давали говорить, и все время раздавались крики: «Долой их». Подчас открыто говорилось о необходимости взяться за оружие и об осуществлении второй революции. Один из бывших коммунистов-безработных призывал с оружием выгнать из райкомвода «зазнавшихся». Другие группы лишенных работы призывали к организации, ибо «иначе их затрут» (Одесская губ.). В Киеве усиливалась безработица, и по секциям ежедневно регистрировалось до 200 человек. Среди регистрировавшихся был значительный процент батраков, прибывших в Киев в связи со слухами, что «на Мурман набирается 10 000 безработных», причем прибывшие на биржу члены КНС не хотели даже верить, что слухи о наборе рабочих на Мурман или в Сибирь являются ложными, думая, что их игнорируют и отдают предпочтение только городским рабочим.

Подавленным из-за отсутствия спроса на рабочую силу было настроение безработных-демобилизованных. Одно время демобилизованные пытались устроить собрание, но собрание это разрешено не было, и отказ вызвал недовольство массы. Отмечалось, что демобилизованные в Киевской губернии устраивают в общежитии тайные собрания, на одном из них они постановили, что нужно призвать всю массу беспартийных, находящихся на бирже, и всем вместе выступить с криками «давайте хлеба».

Среди безработных в связи с тяжелым экономическим положением наблюдались толки о том, что необходимо сорганизоваться и «сбросить со своих плеч коммунистов». После увольнения рабочих со сгоревших коксовых печей на Анжеро-Судженских копях некоторые из них, приходя в райком, говорили: «Надо снова браться за винтовку, чтобы завоевать другую власть, которая бы защищала больше интересы рабочих, или идти на преступление, добиваясь тюрьмы, так как хотя там будут кормить хлебом».

Обратимся к положению безработных по годам.

Особенно тяжелым оно было в 1922–1923 годах. В январе 1922 г. в Челябинской губернии было зарегистрировано 9439 чел. безработных[lxv]. В ноябре 1923 г. по 8 губерниям (Тамбовская, Смоленская, Киевская, Крым, Саратовская, Татреспублика, Самарская, Приморская) число безработных составляло – 77 499 человек.

В январе 1924 г. – по этим же губерниям число безработных составило – 139 600 человек. В Витебске безработные говорили, что нужно напомнить властям о существовании миллионной армии безработных, обреченных со своими семьями на голодную смерть[lxvi].

В 1925 г. из 4 млн. рабочих насчитывался 1 100 400 безработных (на 1 июля), из них индустриальных рабочих – 254 050 тыс. Особенно велик был процент безработных среди малоквалифицированных групп населения. На встречах с сотрудниками биржи труда безработные предъявляли свои требования, отражавшие их понимание проблемы и путей ее решения. Безработные требовали «хлеба и работы»[lxvii].

Недовольство среди безработных продолжало вызываться тяжелым материальным положением и отсутствием спроса на рабочую силу. В апреле 1925 г. среди безработных наблюдались эксцессы. Так, на Минской бирже труда в Белоруссии безработные на почве того, что в первую очередь посылались на работу демобилизованные, сломали перегородку, за которой работали сотрудники биржи и одного сотрудника и милиционера избили. Здесь же группа безработных искала заведующего биржей, чтобы избить его на почве невыплаты им пособия за первую половину апреля. В Саратовской губ. среди демобилизованных наблюдались тенденции выйти всем на демонстрацию с плакатом: «Давай работу». В Коломенском у. Московской губ. на уездной конференции безработных выступавшие говорили: «Срок терпения иссяк, уком РКП распоряжается биржей, нам как перед старыми генералами и помещиками приходится гнуть спину».

В связи с голодом в ряде регионов страны наблюдался наплыв в город крестьян, приезжавших в поисках заработка. Они тоже пополняли ряды безработных, участвуя в выступлениях против действий администрации, несправедливого распределения общественных работ.

Особую остроту безработица приобрела на Украине в связи с переездом в города крестьян из неурожайных районов. Некоторые группы безработных выступали с угрозами физической расправы с заведующими биржами. На собраниях безработных звучали призывы «взяться за оружие»[lxviii]. ИНФО фиксировал случаи самоубийства безработных. В 1928 г. в Киеве имело место выступление 500 безработных строителей с требованием продлить срок выдачи пособий.

Практически к середине 1920-х гг. безработица приобрела характер национального бедствия в стране.

Показатели ИНФО ОГПУ можно сопоставить с анализом динамики безработицы в 1927 г., содержащимся в статье З. Мохова «Рынок труда в 1926/27 годах», опубликованной в газете «Труд» № 194, 195 в августе 1927 г. «Прошедшие 10 месяцев показывают, – писал автор, – что текущий хозяйственный год дает довольно значительное увеличение безработицы. Движение общего числа безработных по СССР рисуется в следующем виде: октябрь – 1 070 800, ноябрь – 1 163 400, декабрь – 1 254 300, январь – 1 310 500, февраль – 1 330 400, март – 1 407 300, апрель – 1 477 900, май – 1 429 000, июнь – 1 363 400, июль – 1 277 500»[lxix].

 

 

Просмотров статьи:

3743

Автор статьи:

Л.П.Колодникова
  1. 22.04.1922 г. в Приказе НКПС Ф. Дзержинского отмечалось: «В настоящее время АРА кормит 2 660 000 детей, 5 000 000 взрослых и 100 000 беженцев, а если мы сможем справиться с временными затруднениями в транспорте, то обещает увеличить эту помощь» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 175. Л. 2об.).
  2. Экономическое совещание (ЭКОСО).
  3. РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 2. Д. 45. Л. 50.
  4. Задержка зарплаты имела место в ряде отдаленных районов, например, Сучанские копи на Дальнем Востоке, Анжеро-Судженские копи в Сибири; отдельные рудоуправления Украины.
  5. На Ижевских заводах квалифицированные рабочие вместо вырабатываемых ранее 150 рублей, теперь получали 35–50 рублей, в 1925 г. на стекольных заводах Ямаревки на Дальнем Востоке зарплата не выдавалась около 6 месяцев. На сахарных и лесопильных заводах задержка зарплаты достигала 3–4 месяцев, длительные задержки жалования отмечались на сахарных, стекольных, лесопильных заводах. Задолженность по зарплате, ее несвоевременную выплату Дзержинский на XIV партийной конференции назвал «позорным явлением».
  6. Сильное недовольство снижением тарифных ставок в апреле 1925 г. отмечалось среди грузчиков и вылилось в ряд забастовок. В Самарской губ. ввиду снижения заработка на 90 коп. городские грузчики, бросив работу, пытались также вызвать на забастовку железнодорожных грузчиков и возчиков местного отделения Хлебопродукты; главным инициатором забастовки оказался грузчик – член РКП. Двухчасовая забастовка имела место среди грузчиков Уралсибгруза 15 апреля; последние еще в конце марта предъявили требование об увеличении зарплаты на 50%. Недовольство низкими ставками отмечается среди одесских грузчиков, где недовольство это используется антисоветскими элементами, которые говорят: «Терпите, долго ждать не придется ухода Советской власти, тогда сразу отыграемся. Один грузчик, бывший член КПС, снятый с работы за растрату, открыто заявлял, что «будет при перемене власти помогать вешать коммунистов».
  7. На почве низких ставок имела место забастовка рабочих склада Мологолеса в Новгородской губ. (заработок не превышал одного рубля при большом рабочем дне). По этой же причине отмечена забастовка рабочих Алазано-Пикарского оросительного канала в Грузии (ставка рабочих равнялась 51 коп. в день, в последнее время с работы дезертировало 180 человек) и две забастовки строительных рабочих в Новониколаевске. В сахарной промышленности до сего времени наблюдалась систематическая задержка зарплаты. То же наблюдалась и в лесной промышленности.
  8. Так, на Ижевских заводах квалифицированные рабочие вместо вырабатываемых раньше 150 руб. стали получать 35–50 руб.; на стекольных заводах Ямаревки на Дальнем Востоке зарплата не выдавалась около 6 месяцев. На большинстве сахарных и лесопильных заводов задержка достигала 3–4 месяца. Повсеместной и длительной стала задержка зарплаты в лесопромышленности – в западных и других губерниях, а также в Белоруссии, в сахарной промышленности – на Украине и повсеместно на стекольных заводах.
  9. На Глуховской мануфактуре и Бумагопрядильной фабрике им. Рыкова Богородско-Щелковского треста расценки были снижены на 20%, о чем рабочие узнали только при получении зарплаты. На Юрьевской фабрике «Пролетарский авангард» (Владимирской губернии) рабочие узнали о сниженных расценках из расчетных книжек; на обращение к директору и фабкому о причинах снижения был получен ответ, что расценки утверждены профсоюзом и не подлежат изменении. Рабочие обвиняли администрацию в том, что она боялась вывесить расценки своевременно и называли эти расценки подпольными. Аналогичное явление имело место на многих предприятиях Ярославской, Костромской и других губерний.
  10. Увеличить надбавку до 15% зарплаты требовали рабочие Ново-Ткацкой фабрики Глуховской мануфактуры Богородско-Щелковского треста, рабочие Песочинской фаянсовой фабрики, чугунолитейного завода в Брянской обл., Троицкой суконной фабрики Гомельской губернии, фабрики «Маяк», на предприятиях Пензенской, Иваново-Вознесенской губерний и др.); в 1928 г. кочегары Языковской суконной фабрики подали заявление о повышении им заработка на 30%, мотивируя свое заявление повышением цен на сельхозпродукты.
  11. Снижение расценок иногда вызывало понижение качества продукции. Так, на 1-й Республиканской фабрике по заказу Москхозупра было забраковано до 10 тыс. метров парусины, которая работала при сниженных расценках. Аналогичные факты отмечались и на Иваново-Вознесенской фабрике.
  12. В феврале 1923 г. на черной бирже отмечался следующий курс: 10 р. золотом – 272–273 р (покупают), 274–275 (продают); 5 р. золотом – 135–136 р., 1 р. серебром – 14 р., 1 р. серебр. Мелочи – 4 р.50 к.; 5 руб. золот. займа – 90 (покупают), 95–97 (продают) (РГАСПИ.Ф. 17. Оп. 87. Д. 284. Л. 14).
  13. В журнале заседания Коллегии НКФ от 19 октября 1921 г. отмечается следующее: «Признать необходимым в кратчайший срок покрыть задолженность, связанную с заработной платой и социальным обеспечением и образующуюся в пределах ставок, которые законно существовали до 1 октября 1921 г. На все действительные заготовительные потребности НКПрод., ВСНХ и т.д. отпускать дензнаки по полной потребности, Прямой доход РСФСР в золоте на 1922 год исчислить в сумме 660 млн. рублей (на 390 млн. рублей поступление производства в виде материальных ценностей и продналога, 270 млн. – доход от налогов и эмиссии. Дать директивы ведомствам составлять свои сметы параллельно – в золотых рублях, исходя из современных цен на мировом рынке и советских дензнаков (для перевода сумм, исчисленных в золотых рублях на бумажные дензнаки. НКФ дает определенный модуль обесценения бумажного рубля) (См.: РГАСПИ Ф. 17. Оп. 87. Д. 284. Л. 7).
  14. Там же. Ф. 323. Оп. 2. Д. 48. Л. 67.
  15. В декабре в ткацком отделе у групп рабочих, работавших на 6-ти станках, заработок по отдельным видам работы был значительно ниже заработка работавших на 4-х станках (ЦА ФСБ. РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 131–133).
  16. Так, на Наро-фоминской фабрике (Московская область) заявлений с указанием на неправильное сокращение было подано 429 рабочими (обратно на фабрику было принято 137 человек). На Кохомских фабриках (ИПО) было подано 150 заявлений. Недовольство рабочих вызывалось затяжкой разбора поданных заявлений. Следует отметить, что в отдельных случаях рабочие, связанные с деревней, чтобы остаться на производстве, ликвидировали свои хозяйства и передавали их в коллективы. На Родниковской фабрике рабочие, имеющие хозяйство в дер. Скрылово (Родниковский район), составили список желающих порвать с крестьянством и передать свою землю коллективу. В поданном в фабком заявлении эти рабочие просили считать их пролетариями, порвавшими связь с землей. На Тейковской фабрике группа рабочих в 7 человек, имеющих зажиточное сельское хозяйство в дер. Крапивники, сдала свою землю обществу. Подмастерье этой фабрики (бывший торговец), имевший хороший дом и надворные постройки, заявил в фабком, что «он ликвидирует хозяйство и просит оставить его на фабрике).
  17. В связи с недостаточной разъяснительной работой (на фабрике Ямской мануфактуры – ИПО – до начала декабря не было созвано ни одного собрания по обсуждению колдоговора) и рядом организационных неувязок (плохое оповещение о дне собрания, посылка неподготовленных докладчиков) отмечалась небольшая активность рабочих на собраниях и низкая посещаемость собраний. В ряде случаев из-за неявки рабочих собрания срывались. На фабрике им. Зиновьева (ИПО) было сорвано два собрания. На Ситцевой фабрике БИВМ из 400 человек явилось только 10: о собрании никто из рабочих не знал. На фабрике «Равенство» (Ленинград) собрания по обсуждению нового колдоговора были сорваны по всем цехам из-за малого числа явившихся; на закрытое партсобрание этой фабрики из 400 человек коллектива явилось 110, а к моменту голосования резолюции осталось всего 43 человека. На фабрике им. Дзержинского (ИПО) докладчики выступали на собраниях, не имея на руках промфинпланов. Наиболее актуальным на собраниях по обсуждению нового колдоговора был вопрос о продзатруднениях. Широко выдвигались требования об улучшении планового снабжения рабочих. В ряде случаев отдельными лицами вносились предложения об увеличении зарплаты или снижении цен на продукты первой необходимости) (См.: ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 139–149).
  18. ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 139–149.
  19. Все это происходило при наличии вполне достаточного количества требуемых предметов в центральных базах, которые по формальным причинам не отправляли товары на лесоучастки (несвоевременное получение фактур и нарядов, отсутствие сведений о ценах и т.д.
  20. ЦА ФСБ РФ. Ф. 100. Оп. 9. Д. 11. Л. 8–13.
  21. Такой факт имел место в марте 1925 г. на заводе «Электрострой» в Харькове.
  22. Сезонное (особенно весной) ухудшение жизни рабочих знаменовалось массовым уходом с производства квалифицированных рабочих. Этот уход нередко буквально являлся обескровливавшим промышленность.
  23. В связи с низкими расценками добыча угля на Анжеро-Судженских копях понизилась на 30–35%; на этой почве отмечено понижение производительности труда.
  24. ЦА ФСБ РФ Ф. 100. Оп. 9. Д. 11. Л. 8–13.
  25. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 284. Л. 14 об.
  26. Там же.
  27. Там же.
  28. ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 794. Л. 160–180.
  29. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 752. Л. 3–16.
  30. Там же.
  31. Там же. Л. 32.
  32. Там же.
  33. Там же. Л. 41.
  34. Там же.
  35. Там же.
  36. Там же. 41–51 об.
  37. Там же. Л. 65
  38. Там же
  39. Там же
  40. Там же. Л. 66.
  41. См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 111. Л. 42.
  42. Такое положение зафиксировано в кратком отчете о промышленной конъюнктуре и деятельности ВСНХ СССР за декабрь 1924 г. (См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 111. Л. 10–11).
  43. Там же.
  44. Там же. Л. 43.
  45. Там же.
  46. Там же. Л. 11.
  47. Там же. Л. 65–66, 428.
  48. Там же. ЛЛ. 197–198.
  49. Там же. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 150–171.
  50. Там же. Л. 361.
  51. Там же. Л. 476.
  52. В среднем зарплата на Анжеро-Судженских копях понизилась на 15% при увеличившейся производительности труда на 30%. Семидневная забастовка, охватившая 600 человек, имела также место на горных разработках в Карелии, где рабочие предъявили требование об увеличении зарплаты на 50%.
  53. ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 139–149.
  54. Там же. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 179–195.
  55. Во время забастовки представителям фабкома не давали говорить и были выкрики: «Их всех надо убить».
  56. ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 179–195.
  57. Среди рабочих в 1929 г. можно было услышать следующие разговоры: «Нужно брать наш ЦРК за бока, а то так ничего нет. Правление ЦРК не заботится о рабочих: картофель продает дороже, чем крестьяне, хлебный паек мал» (фабрика «Парижская коммуна», ИПО). «Кто ни работает в ЕПО, все тащит себе. Правление ЕПО надо вышибать через каждые три месяца, тогда, может быть, и воровать будут меньше» (Васильевская фабрика, ИПО (См.: ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 139–149).
  58. Речь шла о бывших дворянах, белых офицерах.
  59. По данным ОГПУ, группировка была ликвидирована.
  60. ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 179–195.
  61. Особенно сильное недовольство отмечалось среди безработных металлистов в Москве и водников в Одессе.
  62. Подобные выступления имели место среди уволенных рабочих с Анжеро-Судженских копей – «надо взяться снова за винтовку, чтобы завоевать другую власть».
  63. Все это говорилось среди безработных Татреспублики.
  64. Так среди этой группы безработных в Киеве на одном из нелегальных собраний, устроенном ими в общежитии безработных, решили выступить с демонстрацией и лозунгом: «Давайте хлеба».
  65. ЦА ФСБ РФ. Ф. 100. Оп. 9. Д. 11. Л. 8–13.
  66. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 752. Л. 66.
  67. Там же. Л. 130.
  68. Там же. Л. 105.
  69. РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 3. Д. 48. Л. 88.

Поделиться в социальных сетях: