На службе Отечеству: история рода Буравниковых

Сердце рвалось из груди, хотелось выбежать на улицу, петь, плясать и кричать во все горло всему миру, что пришла долгожданная Победа. Радость еще не успела вырваться из домов на улицу.

Бор словно оцепенел в сладостном ощущении первых минут мира

История каждой семьи – уникальна Мой дедушка – Евгений Михайлович Буравников (1937 г. р.) – замечательный человек. Всю жизнь он кропотливо собирал сведения о роде Буравниковых, который, как и тысячи других, затронули непростые события ХХ века. Он старается донести их до потомков, одним из которых являюсь я. Рассказы дедушки о нашей семье очень интересны, поэтому решила их записать, сохранив, таким образом, нашу семейную историю.

Изложение её ведется от имени Михаила Ивановича Буравникова – хранителя. После Великой Отечественной войны он окончил с отличием Горьковский дизелестроительный техникум, прошел службу в рядах Советской Армии; затем окончил Горьковский политехнический институт и посвятил всю свою жизнь конструкторской работе на заводе «Теплоход» и Борском стекольном заводе. В настоящее время – пенсионер.

«Мой отец, Михаил Иванович Буравников (1906‒2001 гг.) был участником советско-финской войны. Он родился и вырос в семье Ивана Михайловича Буравникова (1868‒1916 гг.) в которой было семеро детей.

Семью знал весь город Бор и его окрестности. Основанием для этого было то, что дед, Иван Михайлович, был хозяином нескольких заводов по производству красного кирпича. «Завод» ‒ громкое название: это была яма, из которой брали глину, навес или сарай для обжига и хранения кирпича. Работали на таких заводах по два ‒ три человека, включая старших членов семьи. Дед также был известен как прихожанин Сергиевской церкви, регент церковного хора, человек музыкальный, знаток пения, который всё свое свободное время отдавал хору, часто проводил спевки с певчими по вечерам у себя дома.

Как грамотный и уважаемый человек, в предреволюционные годы он был выбран сельским старостой, позднее – Борским волостным старшиной Семёновского уезда. На этой должности он находился и во время Первой Мировой войны, помогал семьям воевавших солдат: вручал им рождественские подарки, пособия от Семеновского уездного управления. И.М. Буравни-ков скончался незадолго до Февральской революции от травмы, полученной при ремонте общественного колодца. После революции 1917 г. о главе нашего рода и его достойной деятельности на благо общества приходилось умалчивать долгие десятилетия.

Многие члены нашей семьи столкнулись с войной вплотную. Первой была старшая сестра отца ‒ Анна Ивановна Буравникова (1898‒1973 гг.). Она очень рано начала трудовую деятельность при Мартыновской (сейчас ‒ областной им. Семашко) больнице в качестве медицинской сестры и всю жизнь посвятила медицине. Как военнообязанная, она в Первую Мировую войну работала в госпиталях царской России сестрой милосердия. Там она впервые увидела большое количество покалеченных этой войной солдат.

В г. Семенове в 1915 г. принял присягу на верность царю и Отечеству старший брат отца Сергей Иванович Буравников (1896‒1977 гг.), служба которого проходила в 183 Томском полку в чине унтер-офицера. Он служил в царской армии во время Первой мировой войны, но участвовал ли его полк в боевых действиях ни он, ни его родственники не говорили.

Судьба увела его от окопов Первой Мировой и Гражданской войн, но сурово обошлась с ним в конце 20-х годов. Он женился на младшей дочери известного на Бору хозяина нескольких буксиров‒пароходов, старосты Никольского храма М.Е Жукова и сумел в годы НЭПа построить на улице Пушкина одноэтажный дом в четыре окна по фасаду из кирпича, изготовленного своими руками, т.к. продолжал семейное дело кирпичников Буравниковых.

Жить в нём довелось не более двух месяцев. Начавшаяся в стране коллективизация и раскулачивание, оставила его без дома. Он понадобился только что созданному колхозу им. И.В. Сталина, в котором разместилось его правление. Поля колхоза начинались рядом, на месте сегодняшнего стадиона «Спартак» и городского парка. В связи с созданием совхоза «Борская ферма», колхоз ликвидировали и в бывшем правлении фабрика «Мебельщик» разместила производственный участок для обработки мебельных зеркал. Вскоре дом пришел в упадок.

Сергей Иванович был выселен и вместе с семьей и детьми вынужден был скитаться по съемным подвалам и полуподвалам г. Горького (собственную однокомнатную квартиру он получил в возрасте далеко за 70 лет). Он устроился работать извозчиком на Балахнинский стекольный завод «Труд», стараясь редко бывать в г. Бор. Для этого были серьезные причины. Его тесть, Михаил Евгеньевич Жуков, моряк, участник Цусимского боя в Русско-японской войне 1904 г, награждённый Георгиевским крестом, был арестован и сослан на Соловки за пожертвование на покрытие сусальным золотом центрального храма города Бор – Никольского. Из Соловецкого лагеря он не вернулся.

Первая Мировая и Гражданская войны не затронули семью вплотную. Через некоторое время, пришла очередь моего отца Михаила Ивановича Буравникова, встать в ряды защитников Отечества и надеть военную форму.

М. И. Буравников в 1928 г. был зачислен курсантом полковой школы младшего комсостава 1-го полка связи Московского военного округа в г. Москве, по окончанию которой проходил службу в Военно-ветеринарном управлении округа. В 1929 г в звании сержанта был направлен в 116 артполк в г. Моршанск, где проходил дальнейшую службу, и демобилизовался позд-ней осенью 1930 г. Последующие годы жизни отца были связаны со строи-тельством Горьковского автомобильного завода.

1 сентября1939 года, Германия начала Вторую Мировую войну. В этот же день в СССР был принят закон «О всеобщей воинской обязанности». М. И. Буравников уже 9 сентября 1939 г. был мобилизован и направлен в 259 отдельный дивизион ПТО пограничной заставы № 176 около деревни Нек-лючь на советско-финской границе. Здесь он приступил к обязанностям старшего писаря в штабе дивизиона, согласно военно-учетной специальности и рода войск, в котором он заканчивал свою срочную службу.

Воспоминания отца об этой войне были довольно скупыми и ограничивались лишь общими фактами: Карельский перешеек, передовая, лютые морозы под 40°C, сугробы выше человеческого роста, мощные финские укрепления, шквальный огонь, много убитых, раненых, обмороженных. Разговоры о войне отец вел только с фронтовым другом Петром Ивановичем Чабановым, но каких-либо выводов о просчётах командования, потерях советско-финской войны не велось, что было вполне объяснимо в сталинские времена. Сейчас известно, что 136-я стрелковая дивизия (в состав которой входил 259-й отдельный дивизион ПТО) был в составе созданной ударной армии «13-я А», которая участвовала в прорыве линии Маннергейма.

Она состояла из нескольких десятков километров с опорными пунк-тами, оснащёнными десятками дотов и дзотов, лесными завалами, надолбами и минными полями. Её нужно было преодолевать под огнём противника, при температуре 40°C и ниже, в пургу, в сугробах иногда выше двух метров.

В марте 1940 года мощнейшая линия Маннергейма перестала существовать со всей 135-километровой длиной, глубиной до 95 км, с 2400 дзотами и 350 дотами, связанными между собой траншеями с десятками рядов колючей проволоки, с множеством противотанковых рвов и гранитных надолб и другими защитными системами. Это было поражение финской армии, и правительство Финляндии подписало 13 марта 1940 г. мирный договор с Советским Союзом.

То, что не рассказал отец о тяжелейших 105 днях жизни на этой войне, я узнал позже из карт военных действий, военно-исторических журналов, из серии статей «Борской правды», где были даны описания боевых действий 136-й стрелковой дивизии, которая была укомплектована из горьковчан и жителей нашего района. Победа была омрачена большими потерями: в дни штурма линии Маннергейма погибшими насчитывалось 1346 человек. Две трети из наших земляков остались на полях сражений. За участие в боях на таране линии 259-й отдельный дивизион ПТО 169-й стрелковой дивизии, с которым отец прошел эту войну, был удостоен ордена Ленина. Дивизион с противотанковыми орудиями ближнего боя, предназначенными для ведения огня прямой наводкой, всегда находился на передовых позициях под градом ответного пулемётного и орудийного огня из вражеских траншей, дотов и дзотов. Выбором огневой позиции и корректировкой огня расчетов занимался штаб, который был рядом, где служил отец. Война для 259-го отдельного дивизиона ПТО закончилась около селения Севвастилла юго-восточнее г. Выборга.

Ранней весной 1940 г. семья, узнав об окончании войны, стала ждать возвращения отца домой. Солнечным майским днем семья встречала его на площади перед Московским вокзалом. Вдруг услышали чей-то возглас: «Приехали!», увидели входящий на площадь взвод солдат. Через мгновение я был на руках матери на пути солдатской колонны, слышал её слова: «Встречай папу! Вон он идет!» Я разглядывал лица проходивших мимо солдат, пытаясь узнать отца. Он появился откуда-то справа, схватил меня и начал целовать и обнимать нас обоих.

Эта встреча с отцом была всего лишь кратковременной остановкой проездом: его дивизион передислоцировался в Закавказский военный округ в город Ленинакан, который был расположен вблизи границы с Турцией.

Здесь отцу пришлось еще полгода проходить сборы в составе своего дивизиона, называвшегося теперь 259-й отдельный ордена Ленина дивизион ПВО. Демобилизовался отец по финскому призыву 21 декабря 1940 г. Затем он полгода работал в Борской конторе «Главмолоко», посадил в саду нескольких яблонь, взамен вымерзших в зиму 1940 г. Это всё, что отец успел сделать между двумя войнами. Впереди было 22 июня 1941 года.

22 июня 1941 застало родственников по материнской линии в доме бабушки Елизаветы Николаевны Носухиной, в г. Горьком на улице Тульской.

Бабушка родилась в г. Бор, в третьем домике на берегу Мухинского озера, который смотрел окнами на Успенскую церковь. Детьми бабушка с братом остались сиротами и были отправлены в детский приют купца Бугрова в Нижний Новгород, который располагался, на Нижегородском откосе в здании современного краеведческого музея. В приюте бабушка получила хорошее воспитание и образование. Она очень много читала, всегда была в курсе всех культурных и политических новостей, и эти качества впоследствии привила детям.

На смотринах приютских невест её увидел мещанин Балахнинского уезда из слободы Канавино Александр Носухин, который имел свой дом и маленькую лавочку в Гордеевке. Он сделал девушке предложение, и оно было принято. Александр понравился Лизе, она полюбила его с первого взгляда. Брак был не равным: невесте было15 лет, а жениху около 40, поэтому Нижегородская епархия не дала разрешения на этот брак, но бабушка всегда гордилась тем, что жених добился разрешения на венчание в Московской Патриархии, обратившись с прошением к Патриарху всея Руси.

Несмотря на большую разницу в возрасте супругов, брак оказался крепким и счастливым. Они построили новый дом и растили в нем шестерых детей. Прожив в благополучном браке около 15 лет, в 1916 г. Елизавета Николаевна стала вдовой с пятью детьми на руках. Она пережила тяжелые годы Гражданской войны, разруху 20-х, голод начала 30-х, постоянно находилась в крайней нужде, но сумела поднять детей, дать им достойное воспитание и образование. В поисках средств к существованию семьи, ей приходилось часто уезжать из дома оставляя детей, заниматься обменом ценных предметов на продукты питания. Однажды после такой поездки, она заболела тифом, но перенесла его и выжила.

Несмотря на все тяготы, дети получили хорошие специальности: старший бухгалтер завода, учительница русского языка и литературы, дири-жёр-хоровик, Ольга (моя мать) и её сестра стали медицинскими сестрами.

Утром 22 июня 1941 г. родственники собрались по поводу похорон моей любимой тети. В 12часов пять минут, в момент прощания прозвучало грозное слово «война». Это сообщение оглушило и парализовало всех этой неожиданностью. Все окаменели: настолько были потрясены. Вернулись к поминальному обеду, сели за стол. 22 июня 1941 г. разделило нашу жизнь на две части: мирную, довоенную, светлую, и наступавшую: грозную, тяжёлую, военную, которую предстояло пережить.

Наш город переходил на режим работы военного времени. От Борского военкомата, который работал круглосуточно, отправлялись на фронт группы мобилизованных жителей города и района: рабочие, колхозники, интелли-генция, много было добровольцев. Здесь постоянно были родственники, провожавшие в армию детей, братьев, мужей, отцов, с прощальными поцелу-ями, объятиями, слезами расставания и пожеланиями «До скорой встречи!».

Все предприятия начали переходить на выпуск военной продукции: завод «Теплоход» получил заказ на выпуск корпусов для авиационных бомб и перешёл на трёхсменную работу. Появились первые инструкторы по военной подготовке, обучавшие стремившуюся на фронт молодежь навыкам, необходимым для солдата: бежать, окапываться, лежа на земле. Пожарники также обучали старшеклассников приемам тушения зажигательных бомб и ликвидации пожаров в случае бомбардировок немецкой авиацией. На улицах города стали появляться люди в военной форме.

21 июля утром отец отвёл меня в детский сад, что случалось редко. Он помахал мне рукой на прощание. Вечером я узнал, что он ушёл на войну.

Позднее мы узнали, что он направлен сержантом в войсковую часть, которая формировалась в г. Горьком.

Мать была переведена из больницы на должность хирургической сест-ры эвакогоспиталя 3820, который должен был начать принимать раненых.

При госпитале я провел все четыре военных года детства в компании сверстников, чьи матери работали там же и не имели возможность оставить своих малолетних детей. Не одну ночь мы провели на деревянном госпитальном топчане с шапкой под головой, а утром отправлялись в детский сад или в школу.

С ранеными, у которых были дети, складывались тёплые отношения. Они были всегда рады нашему приходу, стихийным концертам. Это было для них лекарством для скорейшего выздоровления. Они всегда старались приберечь что-нибудь вкусное к нашим визитам.

С первых дней войны была введена карточная система: нормированное распределение продуктов питания и промышленных товаров для всех катего-рий населения страны. Норма хлеба для рабочих составляла 600‒800 грам-мов, для служащих 400, для иждивенцев 250‒300. Введением этой системы привело к повышению цен на продукты питания. Высокие цены ударили по городскому населению, которое не имело подворья и подсобного хозяйства, не имело возможности сделать зимние запасы овощей. С прилавков магазинов в первую военную зиму исчезли товары первой необходимости.

В это время было принято решение об эвакуации жителей Москвы в тыловые районы страны. Большое число эвакуированных москвичей появилось не только на Бору, но и в сельской местности Борского района.

Приняла одну из беженок и моя мать, так же, как и некоторые из наших соседей. Это была одинокая молодая женщина Вера из Москвы. Она жила с нами в одной комнате, спала на старинном, резном, обитым красным бархатом мягком купеческом диване XIX в. Она, как и все, работала по 16 ча-сов в сутки, появлялась только к ночи, чтобы помочь истопить печь, выспаться. Вера жила в нашем доме до 1943 г.

С конца августа 1941 г. г. Бор и промышленные объекты г. Горького стала бомбить немецкая авиация. Четвёртого ноября 1941 г. ночью началась бомбежка Горьковского автозавода и заводов, расположенных на берегах р. Оки. В ту ночь армады тяжелых немецких бомбардировщиков каруселью разворачивались над Бором и волжскими лугами и заходили на очередной круг для бомбежки. Запомнил на всю жизнь, как земля содрогалась от множества взрывов, уши закладывало от беспрерывного треска зенитных орудий, а небо над городом отражало цвет пожарищ.

Последствия ночной бомбежки были весьма серьезными для города и страны. Главный конвейеравтозавода был выведен из строя, разрушены жилые дома, встал ближайшей сосед ГАЗа – завод «Двигатель Революции», Горьковский радиозавод был разрушен почти полностью. Крупные заводы: машиностроительный № 92, авиационный №21, «Красное Сормово» укрывались искусно выполненной маскировочной сеткой, благодаря которой авиация врага не могла их обнаружить. Так, над корпусами авиационного завода «протекал» один из рукавов реки Оки, территория машиностроительного завода имитировала кварталы жилых домов и улиц.

Из дома вскоре стали исчезать вещи: сначала пропали родительские часы, под размерное тиканье которых любил засыпать. Потом не обнаружил новенького отцовского велосипеда, предмета моей особой гордости, много вещей из родительского шкафа, а также некоторой бабушкиной посуды: все это было продано или обменено на продукты. Надвигавшаяся голодная зима и стремление выжить вынуждали многих женщин отправляться в деревню с вещами и ценными предметами быта, чтобы обменять их на продукты. Труднее всего было реализовать книги. Бабушка пыталась продать из библиотеки русскую классику. Она регулярно выходила с двумя стопками перевязанных бечевкой книг к входу на Канавинский рынок, где собирались продавцы букинистического товара со всего города Горького.

Несмотря на эти продажи и обмены кушать хотелось постоянно. Я ходил в детский сад, нас там кормили, однако в глазах часто темнело от голода. Сейчас такого ребенка, каким я был в то время, назвали бы дистро-фииком за худобу, щуплость и отставание от сверстников в росте: даже на одиннадцатом году жизни весил двадцать килограммов.

Хорошо помню вторую военную зиму, когда начала действовать американская ленд-лизовская союзническая помощь населению. По карточкам стало возможно получить сухой яичный порошок, чуть позднее сухое молоко, о существовании которых мы не знали. В доме появилось теплое американское шерстяное одеяло с надписью «USA». Как верх блаженства помню сковородку картошки, которая была поджарена на чайной ложечке рыбьего жира. Казалось, что на свете нет ничего вкуснее. В жутких лишениях моя семья прожила всю войну.

Новая жизнь началась утренним сообщением Совинформбюро 2 мая о взятии войсками маршала Г.К. Жукова Берлина. Символично, что это произошло в День международной солидарности трудящихся. Первомай для борчан всегда был любимым праздником, хотя в годы войны отмечался лишь торжественными собраниями и флагами на административных зданиях. Этот праздник был предчувствием приближения последнего часа войны.

Ранним утром 9 мая горожан разбудила песня «Широка страна моя родная», с которой жители СССР долгие годы встречали каждое утро. После слов: «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза!» прозвучал торжественный голос диктора всесоюзного радио Ю. Левитана с историческим сообщением, что подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции Германии, положивший конец Великой Отечественной войне.

Первым это сообщение посчастливилось услышать мне: мать находилась на суточном дежурстве в госпитале, а бабушка спала в нижней половине дома, где репродуктора не было. Я слушал сообщение, замерев в кровати, боясь пошевелиться, из-за страха пропустить хоть слово. В этот момент незримо чувствовал, что слушаю сообщение вместе с отцом, в компании с его фронтовым другом майором Шанталовым. Слова Левитана вызвали во мне прилив неописуемой радости и «вышвырнули» с кровати. Сердце рвалось из груди, хотелось выбежать на улицу, петь, плясать и кричать во все горло всему миру, что пришла долгожданная Победа. Радость еще не успела вырваться из домов на улицу. Бор словно оцепенел в сладостном ощущении первых минут мира. Поэтому первыми своими эмоциями мне пришлось делиться с бабушкой, прервав её сон в такой ранний час и нарушив правило не тревожить её до тех пор, пока она, как верующий человек, не совершит утреннюю молитву.

Город проснулся в обычное время, заработало местное радио, начав утреннюю передачу с повтора правительственного сообщения, после чего диктор борского радио Ольга Радонежская объявила о времени и месте проведения праздничного торжественного митинга в честь Великой Победы.

День был объявлен праздничным: наступило время вывешивать флаги. Вывесил флаг и я. Проходивший мимо председатель Борского горисполкома И.Д. Будаков, наш сосед, увидев меня, одобрительно похвалил: «Молодец, батенька ты мой! С праздником!» Я ожидал прихода матери с суточного дежурства, высматривая её с березы, растущей в палисаднике, понимая, что этот день запомню навсегда.

Моё поколение называют - «дети войны». Это действительно так, ведь война коснулась детства каждого из нас, оставила свой след в судьбе».