Русская церковь в годы Великой Отечественной Войны: религиозное осмысление и подвиг

Наблюдая за политической ситуацией в мире, хочется перефразировать слова известной советской песни: «…грохочет в мире то ли гроза, то ли эхо ушедшей войны». Видя, как в некоторых странах набирает силу национализм, что по Европе бродит призрак фашизма, невольно приходишь к мысли, что Великая Отечественная война, возможно, не закончится с похоронами последнего нашего солдата. Что до сих пор в мире действуют силы, которые поддерживают ее черную и мрачную тень. Тогда как мы сохраняем о ней светлую память, чествуя ветеранов и радуясь празднику Великой Победы.

 

К началу Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь как организация была близка к уничтожению. Из высшего духовенства на свободе осталось четыре человека. К 1939 году были закрыты почти все монастыри, а действующих храмов сохранилось всего около 100 (для сравнения, до революции: 54 тыс. храмов и 1025 монастырей). Нижегородская епархия, третья в России по количеству приходов, в 1930-е годы почти прекратила свое существование. К началу войны из 1126 церковных зданий 892 использовались под клубы, школы и детские сады, 228 были разрушены.

Однако население СССР в своем большинстве оставалось религиозным. Перепись населения после первой Безбожной пятилетки в 1937г. показала, что более половины, примерно, 55 миллионов оставались верующими. Поэтому вторая пятилетка борьбы с религией, во время которой и началась война, должна была окончательно уничтожить все видимые напоминания о Боге и вере в Него.

В такой критической ситуации, когда советское правительство вынуждено было перевести все внимание с внутренних проблем на решение задач обороны,  начавшаяся война должна была вызвать, если не радость, то, по крайней мере, чувство облегчения у духовенства и верующих. Но, нет. В первый же день войны, 22 июня, в праздник Всех русских святых, Местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий написал «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», которое быстро разошлось по всем действующим епархиям и церквям. Упомянув о главной заповеди Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан.15:13), он подтвердил, что Церковь остается со своим народом всегда, во времена радости и горя, призвал советских воинов защищать Отечество, подобно великим предкам, а верующих – всецело помогать армии. Закончил митр. Сергий пророческой уверенностью: «Господь нам дарует победу!».

По всем церквям был объявлен сбор средств. В первый год войны в приходах Москвы собрали в помощь фронту более 3 млн. рублей. В храмах осажденного измотанного Ленинграда было собрано 5,5 млн. рублей. Горьковская церковная община передала в фонд обороны более 4-х млн. рублей. Всего с июня 1941 года по июль 1944-го Горьковская епархия собрала в Фонд обороны СССР 9 234 200 рублей. Денежные средства, собранные Русской Православной Церковью, были вложены в создание летной эскадрильи им. Александра Невского и танковой колонны им. Дмитрия Донского. Помимо этого сборы шли на содержание госпиталей, помощь инвалидам войны и детским домам.

Но не только материальными средствами церковь помогала фронту. Повсеместно возносили в храмах горячие молитвы за победу над фашизмом, за своих детей и отцов на фронтах, сражающихся за Отечество. Велик молитвенный подвиг, который подъяли на себя уцелевшие во времена репрессий молитвенники земли русской. Одним из них был прп. Серафим Вырицкий, тысячу дней и ночей простоявший на молитве о спасении погибающей Родины. Митрополит Николай (Ярушевич) работал в Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний и часто выезжал в прифронтовую зону. Там он совершал богослужения в местных церквах, произносил свои пламенные проповеди и утешал исстрадавшийся народ, вселяя в него надежду на всемогущую помощь Божию, призывая паству к верности Отечеству. Ленинградский митрополит Алексий (Симанский) все страшные годы блокады оставался со своей паствой. В те же годы в Архангельске, в Свято-Ильинском кафедральном соборе служил игумен Серафим (Шинкарев), до этого бывший насельником Троице-Сергиевой Лавры. По воспоминаниям очевидцев, нередко он по нескольку дней пребывал в храме на молитве за Россию. Многие отмечали его прозорливость. Несколько раз он предсказывал победу советских войск, когда обстоятельства прямо указывали на печальный исход сражения.

Духовный благородный порыв Церкви не остался без внимания советской власти, как в центре, так и на местах. Во-первых, произошла перемена в сознании самого верховного главнокомандующего, который на 10 день войны обратился к народу со словами «братья и сестры». Возможно, суровое время пробудило в нем религиозное чувство из прошлого Тифлисского семинариста. Но, самое главное, после памятной встречи И. Сталина с 3-мя оставшимися на свободе архиереями в сентябре 1943 г. началось массовое открытие храмов, освобождение духовенства, возобновление деятельности духовных школ и изданий. Русская церковь, наконец, получила возможность проводить Поместные соборы, на которых в 1943 г. был избран Патриархом митр. Сергий (Страгородский), а в 1944 г.  – митр. Алексий (Симанский). В том же 1943 году был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР. В каждую область направлялся уполномоченный Совета по делам РПЦ.

В частном порядке свою веру уже не скрывали некоторые наши великие полководцы. Начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников носил на груди образ святителя Николая. Маршал Г. К. Жуков всю войну возил в штабной машине Казанскую икону Божией Матери. Генерал Лобанов 16 февраля 1944 года при взятии г. Луки вызвал священника М. Образцова и попросил отслужить благодарственный молебен об одержании победы в присутствии всего штаба, рядовых красноармейцев и жителей окрестных деревень. Беспрецедентный случай произошел в Вене в 1945 году, когда по приказу маршала Толбухина в дар православному собору был отлит колокол с надписью: «Русской Православной Церкви от победоносной Красной Армии».

В провинции такой перелом наметился еще раньше. 22 июня 1941 года, в 2 часа дня, на Советской площади (ныне площадь Минина) обком ВКП(б) провел общегородской митинг. На нем собравшиеся приняли резолюцию, в тексте которой — впервые в советские годы — звучали такие слова: «Мы, горьковчане, потомки пламенного патриота-нижегородца Козьмы Минина…». С октября 1941 года закрытие церквей прекращается, редкие случаи связаны теперь только с ветхостью зданий.

Последнюю в Горьком действующую церковь в поселке Высоково, закрытую буквально накануне войны, 8 мая 1941 года, открыли уже 10 августа. Через восемь месяцев, 25 марта 1942 года, в одном из районов области была открыта вторая церковь. А 14 апреля 1943 года по ходатайству инициативной группы верующих исполком горьковского горсовета предоставил «для молитвенных нужд» Печерскую и Карповскую церкви. Наконец, в документах нижкрайисполкома в августе 1942‑го упоминается новый правящий архиерей Горьковской епархии — архиепископ Горьковский Сергий (Гришин).

Основной работой горьковского уполномоченного в 1943–1947 годах была подготовка к открытию церквей. А основным содержанием его переписки с райисполкомами стал сбор информации о сохранившихся в Горьковской области храмах и их состоянии. Известно, что в 1944 г. было открыто тринадцать церквей, в 1945 — еще шесть, в 1946 — девять, в 1947— три. К 1957 году в Горьковской области действовала уже 51 церковь. Такое их количество сохранялось до 1989 года.

22 августа 1945 года СНК СССР постановил предоставить Патриархии, епархиальным управлениям, приходским общинам и монастырям право на приобретение транспорта, производство церковной утвари и икон, разрешить колокольный звон. Властям предписывалось «в пределах возможного» снабжать стройматериалами приходские общины для ремонта церквей. Эти минимальные юридические уступки со стороны власти благотворно сказались на состоянии как Церкви в целом, так и Горьковской епархии. В праздники храмы были переполнены: 2000 прихожан было в Карповской церкви, 5000— в Высоковской и 2500— в труднодоступной Печерской.

Поддержав свою советскую Родину в борьбе с фашизмом, Русская церковь получило то, на что даже не смела рассчитывать. Решение высшего духовенства и направление пастырской деятельности были продиктованы идейным содержанием православной веры. Конечно, желание облегчить участь церкви и верующих в безбожном государстве присутствовало всегда, начиная с революции. Но главным всегда оставался принцип веры, что «все в руках Божьих», а также заповедь о всеобъемлющем служении Богу и людям в любой ситуации.

Перед церковным сознанием в это время встали вопросы, потребовавшие духовного осмысления. Как сохранить церковное устройство и духовное попечительство на оккупированных территориях? Как действовать духовенству на этих территориях, о чем говорить в проповедях? Как относиться к восстановлению храмов и к лояльности властей на захваченных территориях? Как оценивать «армию Власова» или других подразделений из граждан России, примкнувших к фашистам, которые декларировали, что воюют в том числе и за свободу церкви? Программным документом по всем этим и иным вопросам можно считать упомянутое «Обращение» митр. Сергия, другие его проповеди и практическую деятельность духовенства, получившую одобрение церкви.

В «Обращении» 22 июня митр. Сергий недвусмысленно обозначил позицию Русской церкви – единство с советским государством в противостоянии врагу. Все, кто покушается на ее свободу и достояние, приравниваются к Батыю, немецким рыцарям, Карлу шведскому и Наполеону. Кто бы то ни был, иноземец или предатель, он к тому же объявляется врагом Христианства.

В случае отсутствия связи с Патриархией или Синодом, что было в условиях оккупации, правящему архиерею предоставлялась автономия, решение всех вопросов он брал на себя в полной мере. Примером мудрой политики, позволившей сохранить церковную структуру, единство с Матерью-церковью и верность патриотическим взглядам, является деятельность митр. Сергия (Воскресенского), экзарха Прибалтики, «водившего за нос» немецкое правительство в оккупированных областях и убитого за непреклонность.

На захваченных землях православное духовенство должно было продолжать свое служение, так как духовные потребности у местного населения не только не исчезали, но, наоборот, обострялись. В таких обстоятельствах человеку нужно объяснить, где правда, кто настоящий враг, что такое Родина. «Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией». Понятно, что делать это нужно по ту и по другую сторону фронта. «А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу».

На захваченных землях фашисты осуществляли продуманную религиозную политику, открывая храмы и проводя на этом фоне успешную антисоветскую пропаганду. Разумеется, делалось это не из любви к христианству. Обнародованные после окончания войны документы вермахта свидетельствуют, что большая часть открытых церквей подлежала закрытию после окончания русской кампании. Об отношении к церковному вопросу красноречиво говорит оперативный приказ №10 Главного управления безопасности рейха. В частности, указывалось: «…с германской стороны ни в коем случае не должно явным образом оказываться содействие церковной жизни, устраиваться богослужений или проводиться массовых крещений. О воссоздании прежней Патриаршей Русской Церкви не может быть и речи. Особенно следует следить за тем, чтобы не состоялось прежде всего никакого организационно оформленного слияния находящихся в стадии формирования церковных православных кругов. Расщепление на отдельные церковные группы, наоборот, желательно».

Суть этой политики сразу же уловил митр. Сергий. В своей проповеди в Богоявленском соборе 26 июня 1941 года он говорил: «Глубоко ошибаются те, кто думает, что теперешний враг не касается наших святынь и ничьей веры не трогает. Наблюдения над немецкой жизнью говорят совсем о другом. Известный немецкий полководец Людендорф… с летами пришел к убеждению, что для завоевателя христианство не годится».

О чем не говорит послание митрополита? Или на какой вопрос оно не отвечает? Вопрос, который появился в сознании верующего человека того времени, да и сейчас имеет место. Чем стала эта война, наказанием или испытанием?

 

Нужно сказать правду, верующие люди расценили Великую Отечественную войну как Божью кару за богоотступничество России. Гибель миллионов людей и материальные потери можно считать наказанием Божьим за отказ от веры и своей духовной миссии. Но при этом Церковь не отстранилась от судьбы своего многострадального советского народа. Верующие люди наряду с неверующими разделили все тяготы войны, приняли на себя ответственность перед Богом за своих отступивших от веры братьев и сестер. С другой стороны, Великая Отечественная война послужила спасению Христианской церкви в России, которая как структура была бы уничтожена. В это время она пополнилась многими вернувшимися фронтовиками, которые в ситуации на краю смерти обрели веру. И, конечно же, эта война стала огромным испытанием для нашей Родины. В борьбе обострилось чувство патриотизма, мы почувствовали себя единым народом во многих нациях, возобладали высшие ценности: самопожертвование, труд, бескорыстие, Родина. Великая Отечественная война и Победа 1945 года стали мерилом общественной жизни в СССР и современной России, а также в политической ситуации в мире. Все перечисленные ценности исповедует и проповедует у нас в стране Русская церковь.