У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия!

Герои Земли Русской
К. Минин и Дм. Пожарский

Проблема единения народов России
в экстремальные периоды истории
как цивилизационный феномен
российской государственности

«ЗАМУТИЛИСЬ …УМЫ У РУССКИХ ЛЮДЕЙ, И ПОШЛА СМУТА…»

И вся Русская земля из старины
от наших прародителей
наша отчина
Иван III

История свидетельствует об объективных исторических процессах создания многонациональной российской государственности, о нарастании от века к веку единения народов России, несмотря на все существующие национальные и социальные противоречия. Сложный и многогранный путь к этому единству с разной степенью интенсивности, в разные хронологические рамки, но неуклонно по общим общественным моделям проделали подавляющее большинство народов, составивших Россию. Эти исторические центростремительные силы действуют и в третьем тысячелетии. Сейчас, когда Россия вновь выстраивает свое место в мире, нередко встречая сильное противодействие на Западе и Востоке, различные аспекты становления и развития тысячелетней российской государственности приобретают особую актуальность.

В современных условиях необходимо актуализировать, воскресить идею о значении силы единства народов России в тяжелейшие времена всемирной истории. Еще раз напомнить, что единство было достигнуто массовым движением, патриотическим порывом населения не только крупных, но десятков малых городов^[1] Руси, вставшего на защиту Отечества. Российский народ ценой неимоверных усилий и великих жертв сумел преодолеть надвигавшуюся катастрофу в истории страны. Это особенно важно в современных условиях усилившихся агрессивных стремлений вновь перекроить геополитическую и геостратегическую карту мира, нарушить основополагающий принцип единства и неделимости имперской России, силы объединяющей центральной власти.

Смыслом праздника изначально являлось стремление воскресить в памяти народа его великий жертвенный подвиг во имя возрождения страны, единства Родины, защиты ее суверенитета в период Смутного времени начала XVII в. с тем, чтобы идеи и дела прошлых дней сплотили людей ныне живущих, подвигли их на благородные общенародные дела. Две великие опасности грозили в те годы России: внутренний раскол общества, распад ее политической целостности, и внешняя интервенция со стороны Польско-Литовского и Шведского государств, грозившая России потерей государственного суверенитета. И сегодня, в условиях становления нового государственного праздника целесообразно вызвать из забвения этот великий подвиг регионов, городов, сел, всех народов страны ради прогресса сегодняшней России. Задача может быть решена только совместными усилиями центральной государственной власти, органов местного самоуправления, ученых, краеведов.

Российский народ ценой неимоверных усилий и великих жертв сумел преодолеть надвигающуюся катастрофу в истории страны. Произошло это прежде всего благодаря тому, что в эти критические годы россияне вызвали к жизни единство лучших народных сил, патриотически настроенных всех слоев и народностей страны, принесли на алтарь преодоления Смуты, победы над интервентами свои жизни и имущество.

Русское государство в начале XVII в. переживало один из чрезвычайно сложных периодов своей истории. Обстановка в стране в силу внутренних и внешних осложнений была ис­ключительно напряженной.

Анализ историографии и источниковедения проблемы Смутного времени^[2] на Руси – этого тяжелейшего этапа отече­ственной истории – свидетельствует о том, что многие аспек­ты истории Смуты еще недостаточно изучены, а хранящиеся в центральных и региональных архивах редчайшие свидетель­ства того времени в полном объеме не исследованы и сегодня, в XXI в.

Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что Смутное вре­мя оказало глубокое влияние на весь дальнейший ход исто­рии России. Русские люди, пережившие это тяжелое время, называли его не иначе как «великой разрухой Московского государства», а иностранцы-современники – «московской тра­гедией». По оценке выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского, «отличительной особенностью Сму­ты является то, что в ней последовательно выступают все классы русского общества, и выступают в том самом порядке, в каком они лежали в тогдашнем составе русского общества, как были размещены по своему сравнительному значению в государстве на социальной лестнице. На вершине этой лест­ницы стояло боярство; оно и начало Смуту»^[3]. Недаром гово­рили, что самозванец был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве.

Судя по документам, признаки Смуты стали обнаруживать­ся сразу же после смерти последнего царя старой династии, Федора Ивановича^[4]. Когда пресеклась династия Рюриковичей, и стал распадаться государственный порядок, каждый класс, каждое сословие стали искать своего царя и отстаивать своих кандидатов. Общество без твердой государственной власти

пришло в состояние анархии. Люди растерялись, и раз некому стало повиноваться, следовательно, значит – надо бунтовать.

Важный аспект истории этого периода заключается также в том, что для русского народа был вообще неприемлем и не­понятен выборный царь, всегда признавался лишь наследст­венный и обязательно из семьи государя. А потому народ не мог принять ни Бориса Годунова^[5], ни Василия Шуйского, ни тем более самозванца – польского королевича Владислава.

Прекрасный знаток русской Смуты В. О. Ключевский на примере Бориса Годунова так объяснял этот феномен рус­ского менталитета: «Несомненно, страшная школа Грозного, которую прошел Годунов, положила на него неизгладимый печальный отпечаток. Еще при царе Федоре у многих соста­вился взгляд на Бориса, как на человека умного и деловитого, но на все способного, не останавливающегося ни перед каким нравственным затруднением»^[6]. И далее В. О. Ключевский так характеризует начало Смуты: «…разнеслась громкая весть, что агенты Годунова промахнулись в Угличе, зарезали под­ставного ребенка, а настоящий царевич жив и идет из Лит­вы добывать прародительский престол. Замутились при этих слухах умы у русских людей, и пошла Смута…»^[7].

Важной причиной Смуты явился также тяжелый тягло­вый характер московского государственного порядка, нерав­номерное распределение государственных повинностей, поро­ждавших социальную рознь. В среде господствующего класса между землевладельцами, боярами-вотчинниками и помещи­ками-дворянами происходила борьба за политические права, за землю, за крестьян. Бояре-вотчинники, «поредевшие и при­смиревшие» при Иване Грозном, с ослаблением царской влас­ти усилили борьбу за восстановление своих прежних прав. Людей того времени в полном смысле этого слова еще нельзя называть сословиями, скорее всего это еще так называемые служебные разряды или чины. Еще не было надлежащего соответствия между правами и обязанностями ни личными, ни сословными. Смута способствует тому, что нарастает тен­денция со стороны общественных низов прорваться наверх и столкнуть оттуда, как тогда говорили, «верховников». В Смуту начинает втягиваться простонародье – тяглое и нетяглое, ко­торые действуют одинаково враждебно и против боярства, и против дворянства. И в этом также характерная черта Смуты.

Есть такое выражение, что история злопамятнее народа. С конца 1611 г., когда стали истощаться политические силы, на­чинают пробуждаться исконные силы – религиозные и нацио­нальные, которые пошли на выручку гибнущей земле. Возни­кает исторический феномен. Смута, питавшаяся рознью клас­сов земского общества, прекращается борьбой всего земского общества с вмешавшимися во внутреннюю усобицу внешними силами, еще раз убедительно подтверждая мысль о том, что русский народ не приемлет никакого иноземного завоевателя.

Начинают распространяться призывные грамоты архи­мандрита Дионисия и келаря^[8]Авраамия, расходившиеся из Троицкого монастыря. Они поднимают нижегородцев под ру­ководством их старосты Кузьмы Минина. На призыв нижего­родцев стали стекаться оставшиеся без дела и жалованья, а часто и без поместий служилые люди, городовые дворяне и дети боярские, которым Минин нашел вождя, князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Так составилось дворянское опол­чение против поляков.

Важнейшей страницей рассматриваемого периода ста­новятся события борьбы за Москву. Остановимся на этом вопросе более подробно. Как известно, в мае 1609 г. князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский с русскими и швед­скими отрядами вышел из Новгорода на Тверь, Переславль-Залесский, Москву. Он двигался по районам, охваченным народным движением, что очень облегчало и ускоряло их окончательное освобождение от польских отрядов. В конце 1609 г. была снята осада Троице-Сергиева монастыря. Ве­сной 1610 г. Москва была освобождена от блокады. Вскоре после этого князь М. В. Скопин-Шуйский внезапно умер, как полагали, был отравлен. В его смерти обвиняли царя Василия Шуйского, который боялся успехов племянника. 17 июля 1610 г. дворяне во главе с Захарием Ляпуновым свергли Василия Шуйского. Чтобы лишить его возможности в дальнейшем бороться за царскую власть, он был насиль­но пострижен в монахи. Однако дворянам, принимавшим участие в этом перевороте, не удалось захватить власть, ко­торая перешла к правительству, образованному из состава высшего боярства во главе с князем Мстиславским. Оно со­стояло из семи представителей крупной знати («Седьмочи­сленная дума» или «Семибоярщина»), принадлежавших в большинстве к княжеским фамилиям.

Гетман Жолкевский, подошедший в начале августа к Мо­скве, остановился в Можайске и держал под угрозой столи­цу: он ждал гонца от короля с инструкциями и в то же время стремился договориться с боярским правительством. Можно предположить, что он намеренно не трогал тушинцев^[9], так как угроза с их стороны заставляла боярское правительство быть более сговорчивым.

Документы и свидетельства современников подтверждают факты того, что только в течение августа Лжедмитрий II пред­принял четыре попытки овладеть Москвой, приобретя много сторонников в составе боярского правительства. Полученная им инструкция от короля достоверно показывает отношение в Польше к московским боярам, особенно князю Мстиславско­му, стоявшему во главе правительства, что их служба королю будет с удовольствием принята и вознаграждена. «Это надо ему сообщить весьма осторожно со всеми подробностями при передаче посылаемого ему доверительного письма», – писал король. Он обещал сохранить вотчины и поместья и дать в придачу к ним новые земли «в порядке королевской милости».

Переговоры боярского правительства с Жолкевским за­кончились 17 августа 1610 г. заключением нового договора, в основу которого были положены условия соглашения от 4 фев­раля^[10]. Если февральский договор представлял собой компро­мисс между требованиями боярства и служилого дворянства, то в договоре 17 августа явно преобладали боярские интересы. В связи с этим в договоре исчезло обещание повышать служи­лых людей по заслугам.

После заключения договора с Жолкевским под Смоленск к королю было отправлено большое посольство – свыше 1 200 человек, которое должно было пригласить королевича на мо­сковский престол. Посольство вело бесконечные переговоры, так как король, сам мечтавший стать московским царем (что означало бы династическую унию с Московским государством в интересах Речи Посполитой), не хотел отпускать сына и выпол­нять условия августовского соглашения. Между тем, опасаясь народного восстания в столице, боярское правительство измен­нически впустило в Кремль польские войска. Москва в конце сентября была занята польским гарнизоном, начальником ко­торого взамен уехавшего Жолкевского стал пан Гонсевский.

Следует подчеркнуть, что правление боярской Думы про­должалось недолго. В Москву приехали люди тушинской «знати», которым поляки больше верили. Фактическая власть оказалась в их руках. В польском лагере под Смоленском было составлено расписание должностей, утвержденное ко­ролем. В результате Боярская дума была поставлена в самое унизительное положение, она должна была послушно выпол­нять все распоряжение польского воеводы Гонсевского.

После занятия Москвы Сигизмунду III уже не было необхо­димости прикрываться условиями договора. Он не только не снял осады Смоленска, но продолжал расширять свои требова­ния. Паны в переговорах с московскими послами требовали от

них сдачи Смоленска, который продолжал мужественно отра­жать все приступы неприятеля. Посольство решительно отка­зывалось выполнять это требование. Дворяне, находившиеся в посольстве, посылали письма в Москву, в которых описыва­ли свое бедственное и унизительное положение и призывали не подчиняться королю и его сыну королевичу: «Положите о том крепкий совет меж себя: пошлите в Новгород, и на Волгу, и в Нижний нашу грамоту списав, и свой совет к ним отпиши­те, чтоб всем было ведомо, всею землею обще стати…». После безрезультатных переговоров московские послы были аресто­ваны и отправлены в Польшу.

Многочисленные документальные свидетельства говорят о том, что в конце 1610 г. в столице стало расти сильное воз­буждение против иноземных захватчиков и грабителей. Так, неизвестный автор такого произведения как «Новая повесть о преславном Российском царстве», называет бояр, заклю­чивших договор с Жолкевским, «изменниками», «душепагуб­ными волками». Он описывает тяжелое положение страны и населения, на которое наложены «безмерные и неподъятные нормы». Воззвание предупреждало, что польский король хо­чет овладеть московским царством и посадить в нем своих подручных. Воззвание заканчивалось призывом к восстанию. «Время, время пришло во время дело, подвиг показати и на страсть дерзновение учинити».

В это же время против польской власти выступил патри­арх Гермоген. Как глава русской православной церкви, он понимал, какая опасность ей грозит в случае, если царский престол займет король-католик. После того как в Москве и по всей стране стало быстро нарастать народное движение, Гермоген открыто выступил против признания московским царем королевича Владислава. Собрав московских посадских людей в Успенском соборе, он объявил, что освобождает их от присяги королевичу Владиславу и королю Сигизмунду. Затем Гермоген стал рассылать грамоты в разные города, призывая собраться всем из всех городов и идти к Москве «на литовских (польских) людей». За эти грамоты Гермоген был взят под стражу, затем заточен в заключение. Его так и не удалось сло­мить. Он призывал к населению от высшего представителя церкви, что еще больше усиливало народное движение.

Среди городов, первыми поднявшимися против поляков, были Рязань и Нижний Новгород. В Рязани восстание под­нял воевода Прокопий Ляпунов. Он обратился с призывом к южным и северным городам, где уцелели остатки войск царя Василия Шуйского. Он призывал на помощь также и казаков,

находившихся раньше в Тушинском лагере. Большая часть тушинских казаков во главе с Иваном Заруцким и князем Дмитрием Трубецким присоединилась к Ляпунову, который, рассылая грамоты в разные города, обращался и «к холопам, и к боярским людям, крепостным и старинным…», убеждая их идти в ополчение.

Начавшееся в Рязани движение в короткое время охвати­ло всю область заокских городов. На севере движение распро­странилось от Нижнего Новгорода по всему Поволжью. Поль­ский гарнизон в Москве, получив известие о сборе из разных мест русских ратных людей для похода на Москву, приступил к спешному укреплению стен Кремля и Китай-города. Нужда­ясь в рабочей силе, паны требовали, чтобы москвичи помога­ли им устанавливать пушки. Ссора, возникшая по поводу этих требований, перешла в уличную драку, которая 19 марта 1611 года превратилась в восстание московского населения. Улицы Москвы покрылись завалами из возов, бревен и пр., с крыш домов, с заборов, из окон в поляков стреляли, бросали кам­нями, их били дубьем. Сопротивление полякам оказал отряд под командованием князя Д. М. Пожарского. Он укрепился на Сретенке вблизи своего двора и превратил эту часть посада в настоящую крепость. Во время сражения князь был ранен. Между тем к Москве стали подходить передовые части опол­чения. Комендант Москвы Гонсевский приказал жечь Мо­скву. Это было поручено немцам-наемникам, которые в числе двух тысяч человек находились в составе польского войска. Вся столица пылала, ночью в Кремле было светло как днем. Но и пожар не устрашил жителей Москвы. Жители гибли на улицах родного города, но не сдавались врагу. Польский гет­ман Жолкевский воспоминал, что многие москвичи, не желав­шие попасть в руки врага, сами бросались в огонь вместе с же­нами и детьми. Пожар, быстро охвативший деревянные дома Московского посада, продолжался несколько дней.

Очевидец тех событий польский шляхтич Маскевич вспо­минал: «Русские свезли с башен полевые орудия и, расставив их по улицам, обдавали нас огнем. Мы кинемся на них с ко­пьями, а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дрова­ми; мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды они пресле­дуют нас, неся в руках столы и лавки. И лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно завали­вают улицу и под защитой своих загородок стреляют по нас из ружей, а другие, будучи в готовности, с кровель и заборов, из окон бьют по нас из самопалов, кидают камнями, дрекольем… Жестоко поражали нас из пушек со всех сторон, ибо по тесноте улиц, мы разделялись на 4 или 6 отрядов – каждому из нас было жарко». Восстание посадских людей в Москве – яркий пример ожесточенных уличных боев, искусного использова­ния артиллерии в уличных боях и устройства баррикад.

Поляки отступили за черту Кремля и Китай-города. Од­нако у Ляпунова не было достаточно сил, чтобы освободить Москву. К тому же в ополчении произошел внутренний раз­лад между дворянской и казачьей частями. Чтобы придать некоторую организованность разнохарактерному составу ополчения, вожди его – Прокопий Ляпунов, князь Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий вошли в соглашение. Однако разногласия не прекратились. Казаки не хотели подчиняться дворянам 22 июля 1611 г. Ляпунов был убит в казачьем кругу. Ополчение стало распадаться. Дворянство покинуло лагерь и разъехалось по домам.

В июне 1611 г. пал Смоленск, героически оборонявшийся почти два года крестьянами, посадскими людьми, пушкарями под руководством воеводы Шеина. Смоленск пал, исчерпав се свои возможности для сопротивления. Но защитники Смолен­ска на долгое время задержали главные силы польско-ли­товской армии. Польские отряды сжигали Москву, укрепив­шись за уцелевшими стенами Кремля и Китай-города; шведы заняли Новгород и выставили одного из своих королевичей кандидатом на московский престол на смену убитому второму Лжедмитрию. Дворянское ополчение под Москвой со смертью его предводителя Ляпунова расстроилось. Страна оставалась без правительства. Боярская дума упразднилась сама собой, когда поляки захватили Кремль. Государство, потеряв свой центр, стало распадаться на части. Положение страны было близко к полной катастрофе, угрожавшей политическим рас­падом и потерей национальной независимости. Центральной власти не было, бояр, сидевших в Москве с поляками и рас­сылавших грамоты, никто слушать не хотел. Население было совершенно разорено и вымирало от болезней. Москвичи скрывались в лесах. Многолюдные посады опустели, торговля замерла. К тому же северо-западные русские земли захваты­вали шведы, южные окраины Руси грабили орды крымских татар. Английский король Яков I готовился захватить Север, ожидалась высадка англичан в Архангельске.

Трудно было даже помыслить в те дни о том, что может возникнуть единение народа. Центром организации нового, действительно народного ополчения стал Нижний Новго­род – один из самых богатых и многолюдных городов Сред­него Поволжья. Движение в Нижнем Новгороде в пользу

образования нового ополчения, начавшегося осенью 1611 г., выдвинуло замечательного организатора народных сил Кузь­му Минина, земского (посадского) старосту, «ремеством говя­дарь», про которого говорили, что он «муж рода не славного, но смыслом^[11] мудр». Военачальником был выбран Дмитрий Пожарский, князь, выделявшийся своей непримиримостью к врагам и полководческими способностями. Он, как говорили тогда, был «муж честен, кому ратное дело за обычай, который в таком деле искусен и который в измене не явился». Между ними был заключен союз. Именно эти люди вошли в историю как крупнейшие политические и военные деятели. Зародив­шееся в Нижнем Новгороде ополчение, постепенно станови­лось общенародным делом^[12], ближайшей целью которого ста­ло освобождение страны от иноземных захватчиков. Об этом ясно говорили грамоты, рассылавшиеся из Нижнего Новго­рода: «Бытии всем нам православным христианам в любви и в соединении, и прежнего междоусобства не всчинати, и Мо­сковское государство от врагов наших, от польских и от литов­ских людей, очищати неослабно до смерти своей, и грабежей налогу православному христианству отнюдь не чинити, и сво­им произволом на Московское государство государя без совету всей земли не обирати».

Однако общая обстановка не позволила немедленно на­чать поход на Москву. В конце марта в Ярославль прибыли основные силы нижегородского ополчения. Эта остановка, длившаяся четыре месяца, имела большое значение. В Ярос­лавле была закончена организация военных сил ополче­ния, и был образован временный «Совет всея земли»^[13], нечто вроде Земского собора. В отличие от первого, второй состав ополчения охватывал все основные слои населения. Военное его ядро составляло организованное и вооруженное мелкое дворянство. Надо отдать должное руководителям ополчения в том, что ими своевременно была предпринята политиче­ская и материальная подготовка похода. Так, со шведами, захватившими Новгород и настаивавшими на признании московским царем шведского королевича Карла-Филиппа (брата Густава-Адольфа), вожди ополчения начали мирные переговоры. Их дальновидная политика смогла на какое-то время ослабить действия шведов, что было очень важно для борьбы с главным противником. Пребывание ополчения в Ярославле дало возможность собрать силы и обеспечить их всем необходимым – продовольствием, вооружением, поро­хом. Именно в Ярославле была проведена политическая и материальная подготовка похода к Москве.

Обращает на себя внимание выбор момента для соверше­ния похода на Москву. Стало известно, что поляки направили на помощь гарнизону, засевшему в Москве, крупный отряд во главе с гетманом Ходкевичем. Известие об этом заставило К. Минина и Д. Пожарского срочно двинуться с ополчением на Москву. 27 июля главные силы ополчения, примерно 10 тыс. человек^[14], выступили из Ярославля и 20 августа уже стояли под Москвой. Следует подчеркнуть, что источники свидетельству­ют о том, что поход был блестяще организован и отличался порядком и дисциплиной. Впереди следовал отряд Туренина. Еще до выступления главных сил из Ярославля под Москвой уже стоял передовой отряд ополчения под начальством Дмит­риева и Левашева. Затем туда же был послан и второй отряд Лопаты-Пожарского численностью в 700 всадников.

Ополчение, прибыв к Москве, расположилось вдоль стен «Белого города» – от Петровских ворот до Москва-реки. Глав­ные силы стояли у Арбатских ворот. 2500 казаков Трубецко­го^[15] располагались в Замоскворечье, в районе Крымского дво­ра. Гетман Ходкевич расположил свое войско, состоявшее из поляков, литовцев и различных наемников, в том числе не­мецких, станом на Поклонной горе. Войско Ходкевича насчи­тывало не менее 12 тыс. человек^[16].

Сражение 22 августа началось наступлением противника, который переправился с утра через Москва-реку возле Но­водевичьего монастыря, подошел к Чертольским воротам^[17] и атаковал ополчение. Преимуществами Ходкевича являлись его кавалерийские, хорошо вооруженные части, которым не могла противостоять неопытная конница народного ополче­ния. Ведя бой в пределах Земляного города^[18] среди сгоревших улиц, Пожарский приказа спешить конницу и биться пеши­ми. Особенно жаркий и продолжительный бой разгорелся на левом фланге ополчения, на берегу Москва-реки, близ Алексеевской башни. Трубецкой бездействовал. Тогда каза­чьи сотни, посланные Пожарским Трубецкому, увидев труд­ное положение ополченцев, сами пошли к ним на помощь, не спрашивая разрешения начальников. К ним также самостоя­тельно присоединились некоторые атаманы Трубецкого. Они кричали Трубецкому, что «в вашей нелюбви к Московскому государству и ратным людям пагуба становится». Сражение длилось 7 часов. К концу дня Ходкевич с большим уроном был отброшен и отошел на Воробьевы горы. На месте сражения было подобрано и закопано больше тысячи трупов. В ночь с 22 на 23 августа Ходкевичу удалось при помощи одного измен­ника перебросить до 600 человек в Кремль для усиления поль­ского гарнизона. 23 августа войско Ходкевича заняло Донской монастырь. В этот же день была отбита вылазка противника из Китай-города. 24 августа произошло второе большое сра­жение. В связи с занятием Донского монастыря значительная часть ополчения переправилась на правый берег Москва- реки – в Замоскворечье. Утром Ходкевич из Донского мона­стыря повел свое войско в Замоскворечье, где и развернулось сражение. После пятичасового боя отряды ополченцев начали отходить. Между тем, Трубецкой продолжал бездействовать, даже отошел несколько назад, что позволило полякам занять очень важное место у церкви Климента. Тогда Авраамий Палицын отправился в казацкие таборы и добился согласия казаков принять участие в сражении, пообещав отдать драго­ценную монастырскую казну. Одновременная атака казаков и ратников народного ополчения на польский острожек у цер­кви Климента закончилась полным успехом, и почти весь гар­низон был перебит. Опасность прорыва в Кремль со стороны Замоскворечья была предотвращена.

В этот же день Минин обратился к Пожарскому с прось­бой дать на подмогу людей. Тот ответил: «Емли ково хоще­ши». Минин с ополченцами переправился через Москва-реку и напал с фланга на польские конные и пешие роты. Неожи­данное нападение вызвало среди поляков растерянность и па­нику, они не выдержали и побежали к своему лагерю. Успеш­ный натиск Минина стал сигналом к общему наступлению: «пошли тиском» к польскому лагерю. Теснимый ополченцами, Ходкевич «в великой ужасти» отошел к Донскому монастырю, где его отряд стоял всю ночь, не слезая с коней. На следую­щий день Ходкевич не решился на возобновление попытки прорваться в Кремль. Вскоре он отошел от Москвы – «срама же ради своего прямо в Литву поидоша».

С уходом Ходкевича участь польского гарнизона в Москве была решена. Победы Минина и Пожарского в сражении с лучшими польскими войсками высоко подняла авторитет во­ждей ополчения. Трубецкому не оставалось другого выхода, как присоединиться к ополчению. Поляки, сидевшие за сте­нами Китай-города и Кремля, оказались в замкнутом кольце осады. В конце сентября Пожарский предложил полякам сло­жить оружие. «Вам самим известно, что Карл Ходкевич прихо­дил со всем полевым войском… много было тогда польского и литовского войска; никогда прежде не бывало столько ваших людей, а теперь вы сами видели, как гетман пришел и с бес­честием и страхом он ушел от вас, а тогда еще не все наши войска прибыли». Польские шляхтичи продолжали упорство­вать, считая, что простые русские люди не в состоянии сра­жаться с профессиональными воинами.

22 октября штурмом была взята Китайгородская стена. Остатки польских войск отступили в Кремль. Однако они не могли больше сопротивляться и несколько дней спустя, сда­лись вождям ополчения.

22 октября 1612 г. при сражении русских с поляками в Мо­скве список Чудотворной Казанской иконы Богородицы на­ходился у князя Д. Пожарского. Молитвами и заступлением Пречистой Владычицы по вере вождя русских воинов к чудот­ворной Ее иконе Московское государство было очищено от по­ляков. После избрания на престол царь Михаил Федорович в память сего события установил праздновать в Москве память Иконы Казанской Божией Матери два раза в год – в день об­ретения иконы 8 июля и в день освобождения Москвы – 22 ок­тября, с учреждением крестных ходов из Успенского собора во Введенскую церковь, где князем Пожарским была поставлена эта икона, украшенная множеством драгоценностей.

26 октября 1612 г. ополченцы вступили в Кремль. Москва была освобождена силами народного ополчения, что явилось новым замечательным проявлением старой традиции рус­ского народа – всеми силами защищать свою столицу. Поль­ский историк XVII в. Кобержицкий писал о победе ополчения: «Поляки понесли такую значительную потерю, что ее ничем нельзя было вознаградить. Колесо фортуны повернулось, и надежда овладеть целым Московским государством рушилась невозвратно». История показала, что и на этот раз спаситель­ными для общества оказались национальные и православные скрепы, и враждующие силы соединились, прежде всего, во имя национальной, религиозной и простой гражданской без­опасности, которой угрожали ляхи и казаки.

Смута в русском государстве начинает затихать с того вре­мени, когда все силы общества, увидев свою страну на краю гибели, объединились, а земские чины, собравшиеся в Москве в начале 1613 г., избрали на престол родоначальника новой династии, царя Михаила Романова, связанного родством, хотя и не прямым, с угасшей династией^[19].

От подвига К. Минина и Д. Пожарского тянется историче­ская нить к Отечественной войне 1812 г., а от нее – к Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.