Государство и крестьянство в условиях голода 1921 года

В истории России крестьянский вопрос многие столетия определял и ход, и темпы развития как государства, так общества. Крестьянство составляло подавляющее большинство населения, являлось главным налогоплательщиком, надежной опорой безопасности страны, а когда становилось невмоготу, было главным бунтарем и смутьяном

Жизнь крестьянина никогда не была легкой. Выходец из вятской деревни Константин Андреевич Вершинин, дослужившийся до поста главнокомандующего ВВС СССР и звания главного маршала авиации, вспоминал на закате своих дней поучение отца, в котором была заложена мудрость предшествующих поколений, как надо есть хлеб: «Жуй до тех пор, пока не почувствуешь сладость во рту»^[1].

Кому, как не крестьянам, выращивавшим хлеб тяжелым трудом, нередко в надрыв, не знать его цены. Используя малорослых лошадей, примитивные орудия труда, они столетиями обеспечивали страну продовольствием, взамен получая от государства, как правило, тяжелые налоги, очередные репрессии и изредка некоторые льготы, дабы уж совсем не умер с голоду кормилец.

В истории России крестьянский вопрос многие столетия определял и ход, и темпы развития как государства, так общества. Крестьянство составляло подавляющее большинство населения, являлось главным налогоплательщиком, надежной опорой безопасности страны, а когда становилось невмоготу, было главным бунтарем и смутьяном. Именно поэтому проблема взаимоотношений крестьянства и государства всегда была одной из самых сложных, затрагивающих множество политических, социально-экономических, юридических и др. аспектов функционирования российского социума. Эти взаимоотношения тем более обострялись в переломные, трудные периоды истории – реформ, войн, революций, когда положение в стране ухудшалось, обнажая накопившиеся противоречия. К подобным относились и голодные годы, повторяющие с удручающей частотой. Массовый голод, охватывающий десятки регионов, обострял обстановку, ужесточал взаимоотношения крестьянства и государства, нередко приводил к социальному взрыву.

Одним из таких голодных рубежей в истории страны был голод 1921 г. – первый в советскую эпоху. С одной стороны, он по-иному расставил акценты в извечных отношениях государства и крестьянства в новых политических условиях, с другой – вновь обнажил проблемы, существующие веками.

Голод 1921 г. осложнил и без того тяжелый кризис начала 1920-х гг., продлив период формирования советского государства, в котором решался вопрос о его существовании. Взаимоотношения государства и крестьянства в это время вновь показали, насколько они важны в развитии общества и государства.

Как сложное и драматическое явление голод 1921 г. практически сразу же попал в поле зрения как ученых, так и поначалу политиков и общественных деятелей. Вместе с тем, особой глубины разработка проблемы до сих пор не получила. Идеологическая «деликатность» темы привела к тому, что взаимоотношения государства и крестьянства в условиях голода 1921 г. остаются малоизученными, как, впрочем, и сам голод 1921 года. К настоящему времени определенная историография, как общероссийского, так и регионального уровня уже имеется, но она главным образом касается общего сжатого описания причин, хода и последствий голода. К тому же, идеологическая заданность трудов советского периода ослабляет их научную значимость.

Первые работы о голоде в Советской России появляются уже в 1921 г., с развитием засухи и неурожая. Экономическая ситуация в стране настолько осложнилась, что большевики были вынуждены объяснить причины столь масштабного голода. В статьях, речах, небольших брошюрах представители нарождающейся советской науки, крупные политические деятели называли в качестве причин голода тяжелые природные условия и наследие двух войн – первой мировой и гражданской. Политика большевистского государства признавалась единственно правильной, а сопротивление крестьянства – как кулацкие вылазки^[2].

Эта схема, в зависимости от эпохи дополняемая и соответственно научно обрабатываемая, на долгие десятилетия легла в основу концепции голода 1921 года.

С развитием новой экономической политики и улучшением обстановки изучение истории приобретает более академический характер. Крупные ученые тех лет – статистики П.И. Попов, А.И. Хрящева рассматривали голод 1921 г. на фоне низкого уровня развития сельского хозяйства России предреволюционного времени, которое было разрушено первой мировой и гражданской войнами. В период развертывания относительно либерального нэпа, опираясь на значительный статистический материал, они указывали и на отдельные ошибки советского государства^[3].

В 1930-е г. в условиях господства концепции «Краткого курса истории ВКП (б)», научной разработки голода 1921 г. места не было. Вопрос оказался «растворен» в пространных объяснениях причин разорения страны к началу 1920-х гг., в апелляциях к низкому дореволюционному уровню сельского хозяйства, двум прошедшим войнам, иностранной интервенции и военному коммунизму.

После смерти И.В. Сталина, после решений ХХ съезда КПСС изучение голода переходит на более высокий научный уровень. События 1921 г. обычно рассматриваются как начало развития нэпа^[4]. Вместе с тем, несмотря на значительное количество работ, в которых упоминается голод 1921 г., сам он оставался изученным слабо.

В конце 1960-1970-х гг. на разработку заявленной тематики оказывали влияние, с одной стороны, возросший уровень исторической науки, с другой, – сохранившийся, пусть и в более мягком варианте, идеологический пресс. Это сказывалось на содержании общих работ по крестьянской тематике. Так, в монографии «Советское крестьянство. Краткий очерк истории (1917-1969)»^[5] дается сжатая характеристика причин голода 1921 г. и его описание. Голод показан как следствие не только плохих климатических условий, но и долгосрочных (низкий уровень развития экономики, в том числе сельского хозяйства) и краткосрочных (гражданская война) социально-экономических и политических причин. На фоне этого тяжелое состояние голодающих было вполне объяснимо.

Характерной чертой историографии этого времени оставалась констатация положительной роли большевистского государства, в частности – оказание им различной помощи голодающим; негативные стороны государственной политики оставались «за кадром». В рамках существующих идеологических ограничений тех лет наибольшей объективностью по истории голода 1921 г. отличались труды Ю.А. Полякова^[6] и Е.М.Хенкина^[7]. Монографию Ю.А. Полякова можно оценить, как наиболее глубокую и научно обоснованную для того времени работу, в которой подведены определенные итоги исследований данной темы в советской науке.

По мнению Ю.А. Полякова существовало, как минимум, три причины голода: погодные условия, военные последствия, экономическая разруха.

Автор в своем труде достаточно подробно рассматривает развитие голода, политику государства в деревне, последствия голода и т.д. Он впервые ввел в оборот значительный объем архивных материалов, документов партийных и государственных органов.

Однако ограничения 1970-х гг. все-таки сказались на содержании работы Ю.А. Полякова. Он обошел проблему продразверстки, налоговой политики в 1921 г., помощь Запада им интерпретируется строго под классовым углом зрения и оценивается в целом как незначительная. При всех своих достоинствах монография продолжала логику интерпретации событий 1921 г. согласно принятой схеме.

С начала 1990-х гг. изучение истории голода 1921 г. становится более широким, хотя нередко политизированным. Основное внимание ученых сосредотачивалось на анализе причин голода – природных условий, последствия войн и революций, жесткой продразверстки^[8]. К настоящему времени серьезного и научного обоснованного труда по голоду 1921 г. не существует.

Ряд исследований был осуществлен на материалах исследуемых регионов9. Региональные труды ученых Удмуртии и Кировской области в целом повторили логику общесоюзных (общероссийских) исследований, внося свой вклад в изучение проблемы, хотя вопросы голода 1921 г., а тем более взаимоотношений государства и крестьянства изучались слабо.

В 1920-е гг. в Вотской области и Вятской губернии публикуются работы, посвященные анализу с деятельности советских и партийных органов, в том числе борьбы с голодом и восстановлению сельского хозяйства^[10].

С 1930-х гг. тема голода 1921 г. практически исчезает со страниц печати и вновь появляется только в 1960-е гг. со всеми положительными и отрицательными сторонами, характерными для общесоюзных работ тех лет^[11].

По-настоящему открыто о голоде 1921 г. местные исследовали заговорили только с 1990-х гг.^[12]

Специальных исследований по теме голода 1921 г. в Кировской области и Удмуртской Республике до настоящего времени нет. Новейшие работы отображают картину кризиса начала 1920-х гг. достаточно объективно, но неглубоко – деятельность государства и особенно ответная реакция крестьянства раскрываются поверхностно.

В ходе работы над книгой автором решались следующие задачи:

- Осветить причины, ход и итоги голода 1921 г. как базовой основы, на которой формировались отношения государства и крестьянства;

- Выделить основные направления деятельности государства в деревне: налоговая политика, помощь крестьянству со стороны государства, советских и иностранных общественных и государственных организаций;

- Определить реакцию крестьянства на деятельность государства;

- Выявить особенности крестьянского мира в изучаемый период;

- Проанализировать пути и темпы восстановления сельского хозяйства на протяжении первых лет после кризиса 1921 г.

Взаимодействие государства и крестьянства охватывает обширную сферу социально-экономических, политических, культурных и др. вопросов, которые невозможно охватить в рамках одной монографии, поэтому некоторые сюжеты автором затрагиваются лишь в той мере, какой это необходимо для решения основных задач. К таковым относятся вопросы взаимоотношения государства с церковью, трудовые повинности крестьянства, налагаемые государством, в частности лесозаготовки, дорожная повинность и т.д.

Хронологические границы исследования лежат во временных рамках кризиса начала 1920 гг. – с 1920 по 1923 гг. Традиционное название темы – голод 1921 г. – не охватывает всего комплекса причин, основных событий и последствий голода, так как, в исследуемых регионах, как и в ряде других, голод начался еще в 1920 г., а его последствия сказывались вплоть до 1924 г. В этом отношении 1921/22 хозяйственный год – это пик голода. В 1922-1923 гг. из-за низких валовых сборов деревня находилась на грани массового голода, и только благоприятный 1924 г. позволил ослабить последствия кризиса начала 1920-х гг.

Географические рамки исследования ограничиваются Вятской губернией и Вотской автономной областью – двумя типичными сельскохозяйственными регионами Нечерноземной полосы европейской части страны. Анализ кризиса сельского хозяйства и развития голода на данных территориях в целом позволяет выявить основные черты кризисных процессов, специфику взаимоотношений государства и крестьянства в начале 1920-х гг.

Специфика определения географических рамок исследования проистекает из реформ начала 1920-х гг., в ходе которых были созданы национально-государственные образования в Поволжье и на Урале (в том числе – Вотская автономная область), а территория Вятской губернии – сокращена. Из-за этого сопоставление социально-экономических, демографических и пр. процессов вызывает определенные затруднения, и в таких случаях в тексте делаются оговорки – Вятская губерния до начала реформ (в рамках 1920-го г.) – «Вятская губерния в дореволюционных границах»;

Вотская автономная область, по уже принятой в региональной историографии традиции отождествляется с четырьмя преимущественно удмуртскими по этническому составу уездами дореволюционной Вятской губернии.

Особые трудности сравнительно-сопоставительного анализа названных регионов начала 1920-х гг. с их современным состоянием вызваны изменениями 1930-х гг. Статус Вотской области повысился до автономной республики в составе РСФСР – УАССР, с расширением административно-территориальных границ и ростом социально-экономического и культурного уровня. В то же время Вятская губерния, пройдя через статус края, стала областью, получив новое название – Кировская. При этом произошло некоторое сокращение территории.

В силу вышесказанного, точное историческое описание современных регионов, особенно – соотнесение их со статистическим материалом периода 1920-х гг., очевидно, требует подбора (или отсечения) дополнительного материала по позднее присоединенным (выведенным из состава региона) районам. Безусловно имея в виду, что современная Удмуртская Республика является преемницей Вотской области, а Кировская область – Вятской губернии, в монографии в большинстве случаев речь идет о конкретно-исторической Вотской области и Вятской губернии, а не Удмуртской Республике и Кировской области.

Источниковая база монографии базируется прежде всего на архивных материалах. В работе использованы данные 18 фондов центральных (ГАРФ, РГАСПИ) и региональных (ГОПАНО, ГАКО, ГАСПИКО, ЦГА УР, ЦДНИ УР) архивов. Среди архивных документов наиболее массовыми и информационными являются следующие:

- Сводки Вотского и Вятского отделов ЧК (ОГПУ), административных отделов исполкомов и губисполкома (обисполкома). Направляемые в Москву в соответствующие органы, они представляют собой срез состояния губернии (области) полностью или частично (уезд, волость) за определенный срок (однодневные, недельные, двухнедельные и т.д. сводки). Статус засекреченных позволяет считать эти документы достаточно объективными в характеристике реальной политической и социально-экономической ситуации как в целом в регионах, так локальных территориях.

- Отчеты исполнительных и партийных комитетов (губернского (областного), уездных), их отделов дополняют информацию сводок, дают анализ деятельности партийных и государственных органов власти, описывают реакцию населения на политику партии и государства.

- Инструкции, распоряжения, указания вышестоящих центральных и губернских (областных) органов, которые позволяют выявить оценку текущего положения руководящими органами, направленность политики государства.

- Письма, различного рода жалобы населения (в первую очередь крестьянства) позволяют дополнить (наряду со сводками ОГПУ и отчетов советских и партийных органов) картину настроения разных слоев крестьянства

Необходимо подчеркнуть, что архивные документы при всех своих достоинствах страдают рядом недостатков. Органы управления (и партийные, и советские) в своих донесениях в вышестоящие органы нередко преувеличивали данные потерь из-за неурожая, чтобы воздействовать на руководство и получить помощь, добиться снижения налогов. Вышестоящие органы, зная о такой практике, в свою очередь, произвольно приукрашивали положение. Так, Вятский губисполком сообщал во ВЦИК по вопросу объема урожая 1921 г.: «В результате получились продовольственные ресурсы более чем низкие. Понимая, что цифры урожая, данные с мест, тенденциозны, губернией таковые повышены в 2-3 раза и положение все-таки было неутешительно»^[13].

Таким образом, данные с мест запутывали даже региональные власти. Из-за этого они вынуждены были оправдываться перед центром. Земельное управление Вятской губернии сообщало в Москву: «В таких условиях трудно ожидать, чтобы урожай оказался средним, но, чтобы не быть заподозренными в преуменьшении исчислений и в сгущении красок характеристики положения сельского хозяйства, мы принимаем в исчислении урожай средний, заранее предвидя, что он среднего не достигнет»^[14].

Тем не менее, архивные материалы дают большой объем информации. Отмечая их недостатки, требуется вычленять подлинные факты путем сопоставления архивных данных между собой и с другими группами источников.

Материалы периодической печати представлены центральными («Правда», «Власть Советов»), региональными («Вятская правда», «Ижевская правда») и уездными («Жизнь крестьянина») изданиями.

Газеты и журналы, призванные обеспечивать идеологический фон Советской власти, подавали свой материал в «нужном направлении», с отсечением наиболее «неблагополучных данных». Вместе с тем, периодика начала 1920-х гг. создавала более объективную, чем в 1930-е гг., картину событий. В газетах давался срез положения на местах, показывалась, пусть несколько оптимистично, помощь государства и международных организаций. Материалы периодической печати существенно, хотя и в значительно меньших размерах, дополняют данные архивных фондов.

Литература, выпущенная в 1920-е гг. в Вятской губернии и Вотской области в большинстве своем, имела практическую направленность, особенно в начале десятилетия. Краткие социально-экономические обзоры довоенного положения и развития первых лет нэпа позволяют использовать этот материал для сравнения с уже имеющимся. Недостатком работ является их нарастающая идеологизированность, особенно с конца 1920-х гг.

В этом плане в значительно лучшую сторону отличаются работы, вышедшие в последние годы, в первую очередь – сборники документов. Например, сводки ОГПУ, позволяют глубоко вникнуть в суть различных аспектов деятельности государства, ответной реакции населения, его экономического и политического положения^[15].

В целом, совокупность охарактеризованных источников позволяет достаточно объективно рассмотреть отношения государства и крестьянства в условиях голода 1921 г.